Вновь открывается дело о пропаже моей сестры. Пересматривается предъявленное родителям обвинение в убийстве. Честно говоря, очень этому рад. Мне никогда не нравилось, что они столько лет просидели в тюрьме якобы за убийство собственной дочери. И все из-за того, что отец сделал то, что сделал. То, что мы с ним сделали. Он говорит, что я все испортил, поднял невиданную бурю. Странно, что когда упоминает о сестре, всегда как-то колеблется, словно что-то скрывает. Я ему не доверяю. Никогда не доверял, а теперь и не боюсь. Из-за него потерял все.
Сидим в клубе. Отец выходит из кабинета и говорит, что есть для меня дело. Знаю, что это значит. Снова хочет, чтобы я кого-то убил. Наверное, полиция задает слишком много вопросов о сестре. Человек, которого он жутко боится, велит с кем-то расправиться, иначе он убьет отца. Есть свидетель, который может нас выдать. Конечно, он имеет в виду, что может выдать его. Не сомневаюсь, что на меня ему насрать. Обычно такую работу поручает Болвану, но сейчас здесь только я один, а дело, судя по всему, срочное. Надо немедленно пойти и убить чью-то мать.
Прихожу в квартиру пожилой леди и вижу дикий беспорядок. У нее куча вещей, все кругом завалено. Явно кого-то ждет: возле двери стоит собранный чемодан. Отец ничего не объяснил. Просто сказал, что надо это сделать, причем не провалиться. Наношу несколько ударов, но она оказывается крепче, чем выглядит, и серьезно меня ранит. Кровь течет по лицу; начинаю терять зрение. Жаль, что рядом нет Болвана; он всегда знает, что делать в подобных случаях. Чувствую, что слабею, и понимаю, что надо срочно уходить, пока не потерял сознание.
Кое-как добираюсь до машины и приезжаю домой. Страшно злюсь на отца; он все испортил. Когда прихожу домой, он уже сидит там и спрашивает, исполнил ли я его просьбу. Отвечаю, что исполнил, и говорю, что должен пойти к доктору. Он называет меня слабаком и объясняет, какое огромное разочарование я ему доставляю. Кричит, что я ни на что не способен, что всегда все только порчу. Понятия не имеет, кто я такой и на что способен. Наверное, пора ему объяснить. Пора постоять за себя. Все. Отец больше не должен жить.
Глава 43
Обреченность
Бриджит проснулась от скрежета ключа в замке, но глаза не открыла и притворилась спящей. Накануне подготовилась к решительному шагу. Нашла отверстие, через которое в комнату поступала закись азота, и заткнула оторванной от простыни тряпкой. Обычно похититель накачивал в газ в течение нескольких минут перед приходом, так что можно было заранее понять, когда появится. Послышалось тяжелое дыхание, а следом глухой стук: кажется, он вошел в комнату и упал.
– Помоги, – пробормотал невнятно. Дверь щелкнула и захлопнулась. Бриджит села на кровати и тут же импульсивно бросилась к нему. Лицо было залито кровью, с одной стороны в нескольких местах зияли глубокие раны. Глаз распух и заплыл, хотя часть плоти явно отсутствовала. Рубашка пропиталась кровью. Трудно было представить, как он вел машину в таком состоянии.
– Что случилось?
– Дверь… ключ, – прошептал едва слышно. Прошло несколько секунд, прежде чем Бриджит поняла смысл невнятных слов. Дверь захлопнулась, а ключ остался в замке с обратной стороны.
– Есть телефон? Вызову «Скорую помощь».
Или полицию.
– Не надо «Скорой помощи». Телефона нет. – Он очень медленно покачал головой. Сознание быстро гасло. Бриджит видела, насколько он слаб. Проверила карманы, но не нашла ничего, кроме нелепой электронной сигареты и бутылочки с таблетками. Стукнула в грудь.
– Не вздумай умереть!
Он не слушал или уже не слышал. Просто лежал на полу. Бриджит проверила пульс: едва ощутим. Перенести его на кровать не хватило сил. Кончики пальцев казались ледяными, а не залитая кровью часть губы уже приобрела серо-синий оттенок. Бриджит сняла с кровати одеяло, укрыла его и легла рядом, чтобы хоть немного согреть своим теплом. Отчаянно попыталась вспомнить инструкцию по оказанию первой помощи, но не смогла. В сознании крутилась единственная мысль: ловушка захлопнулась. Кто же так изуродовал беднягу? Полиция? Может быть, его разыскивают?
Внезапно возникло острое желание принять таблетки: от них сразу становилось легко и спокойно. Сейчас кайф казался единственным спасением. Во всяком случае, уход от мира лучше, чем безысходный ужас, невозможность признать и принять происходящее.
Бриджит прижалась всем телом и начала тихо, в самое ухо, напевать простенькую детскую песенку, не обращая внимания ни на то, что он становился холоднее, ни на едва ощутимый, очень медленный пульс.
Бриджит погрузилась в видения. Где-то глубоко, в подсознании, галлюцинации намеренно не позволяли проснуться. Она боролась с действительностью, боролась с внешним миром, однако, в конце концов, сдалась и открыла глаза. Даже не проверив пульс, поняла, что осталась в комнате одна.