Секрет. Беседы о суфизме

Истина – это вовсе не головоломка. Позвольте мне повторить: истина – это не головоломка. Истина – совсем не задача, нет. Истина очень проста, в высшей степени проста. Истина – это не задача, а тайна – точно так же как любовь является тайной, а не задачей. Ее нельзя решить с помощью логики, математики. Можно погрузиться в любовь, можно безумно влюбиться, можно ощутить ее вкус, она может вас трансформировать, но это не задача, которую нужно решить, – это тайна, которую нужно прожить.

Истина – это вся тайна, которая вас окружает: в форме людей, в форме деревьев, животных, птиц, звезд. Вся эта тайна и есть истина. В ней нет ничего от задачи. Она уже здесь. Вы в ней существуете, как вы можете ее решить? Вы и есть она, кто ее будет решать? Не существует никого другого, кроме этой тайны. Как крошечная рябь на поверхности океана может решить тайну океана? Она сама – часть тайны. Так же и мы.

Религиозный человек – это тот, кто понял, что жизнь – это не задача, она таинственна, она чудесна. Погрузитесь в нее поглубже. Празднуйте ее. Превратите ее в праздник. Пойте, танцуйте, любите, молитесь, рисуйте, создавайте музыку – но не пытайтесь ее решить.

Музыкант гораздо ближе, чем философ, и поэт гораздо ближе, чем философ, а танцор даже еще ближе, чем музыкант и поэт. Почему танцор так близок? Потому что в танце вы растворяетесь: танцор исчезает, и остается только танец. Танец – это одна из самых глубоких медитаций.

В Индии мы представляем себе Бога как танцора, Натарадж. В этом есть очень глубокий смысл, потому что, когда художник рисует, он сразу же становится отделенным от картины. Он един с нею, пока картина остается в его существе. Художник един со своей картиной, когда она еще скрыта, когда это лишь семя, лишь мысль, мечта. Но как только он ее написал, выплеснул на холст, он стал от нее отделенным, возникла двойственность. То же самое происходит с поэтом, то же самое происходит с музыкантом.

Только у танцора есть нечто уникальное: танцор остается единым с танцем. Даже когда он начинает танцевать, единство не нарушается, двойственности нет. Полнейшее единство. Скорее, двойственность существует, когда танцор думает о танце, – есть танцор, и есть представление о танце – существует неуловимая двойственность. Однако как только он начинает танцевать, даже эта двойственность исчезает. Танцор становится танцем. Нет танцора, отдельного от танца, и нет танца отдельно от танцора. Это Unio Mystica, мистическое единение.

Бог – это танцор. Это означает, что он не нарисовал мир, в противном случае он стал бы от него отделенным. Мир – это не его поэзия и не его музыка. Это его танец. Он присутствует в мире, он и есть мир – в это самое мгновение эти зеленые деревья, и солнце, проливающее сквозь них свой золотой свет, и зов кукушки, и вы, сидящие здесь в безмолвии, просто находясь со мной рядом без какой-то конкретной причины, просто наслаждаясь этим мгновением, этим безмолвием, – все это он.

Человек, пришедший к суфийскому мастеру, был мыслителем, он не был учеником. Он был очень знающим. Если бы он был учеником, мастер никогда не дал бы ему «ИХМН», потому что это полнейшая бессмыслица. Он дал тому человеку «ИХМН», просто чтобы посмотреть, как тот отреагирует – и человек был очень рад, благодарен, что теперь у него есть великая суфийская загадка, над которой он может медитировать. Его эго было удовлетворено. Он обрадовался. Он не задал вопрос не из-за доверия, он не задал вопрос из-за своего эго. Разве такой великий философ может задавать вопросы? Он найдет ответ сам, он отправится домой и поразмышляет над этим.

Ты говоришь: «Если бы ты дал мне буквы „ИХМН“, чтобы медитировать над ними, я бы молча принял их с доверием…» Он принял их не с доверием. Если бы он имел хоть малейшее понятие о доверии, если бы мастер увидел в его существе хотя бы немного доверия, ему не дали бы эту головоломку. Доверия не было. Этот человек наверняка был сомневающимся, потому что мыслители живут сомнениями. Они живут в сомнениях, сомнение – это средство их существования.

Ученый приходит к мастеру с самыми разными сомнениями. В этом различие между учеником и ученым. Когда приходит ученик, он приходит с полным доверием.

Суфий сказал:

– Иди и поразмышляй над этим: «ИХМН».

Человек удалился…

Не потому, что он доверял, не потому, что он был преданным, не потому, что он был влюблен в мастера, но просто потому, что он сказал: «Хорошо, я вернусь с ответом. Просто дайте мне шанс. У меня есть все необходимые способности, ум и талант, и я уже решил множество головоломок. Скоро я вернусь с ответом».

А к тому времени, когда он вернулся, суфий уже умер.

– Теперь мне никогда не узнать истины! – простонал любитель трудных задач.

Но он ничего не смог извлечь из этих четырех загадочных букв «ИХМН», потому что из них нечего извлекать.

В это мгновение появился старший ученик суфия.