Секрет брата Бога

Через тридцать минут

Если бы бритый с напарником знали о том, как чувствовал себя Лэнг, вернувшись в гостиницу, они могли бы считать, что хотя бы частично достигли своей цели. В еще не восстановившихся травмированных частях — а таковые преобладали в его теле — ныло, зудело или попросту болело. Рейлли преодолел желание растянуться на кровати, чтобы дать отдохнуть мышцам и суставам, и прямиком направился к столу администратора.

— Не могли бы вы помочь мне? — осведомился он.

— Конечно, — кивнула женщина. — Может быть, порекомендовать вам место для обеда? Или заказать на завтра такси, чтобы вы могли осмотреть город? — Она заговорщицки улыбнулась: — Или подобрать вам компанию на вечер?

— Нет, благодарю вас. — Лэнг указал на толстый том, который мог быть только телефонным справочником: — У меня есть хобби — я коллекционирую старинные книги. Знакомый рекомендовал мне магазин здесь, в Праге…

Не надеясь правильно выговорить сложное название, он записал его.

— А там, на вывеске, было написано, что они не принимают без предварительной договоренности. Не могли бы вы?..

Женщина вновь кивнула и подняла трубку старомодного дискового телефона.

Говорила она на незнакомом Лэнгу языке; он решил, что по-чешски. Ему удалось уловить лишь слово «американец», что во многих европейских странах воспринималось как «лох, которого можно развести на бабки». Потом она протянула ему трубку.

— Здравствуйте, — выжидательно произнес он.

— Мистер Рейлли?

Он не мог понять, кому принадлежит этот голос, говоривший по-английски лишь с небольшим акцентом, — мужчине или женщине.

— Кто же из моих клиентов был настолько любезен, что адресовал вас ко мне?

Лэнг внезапно решил говорить правду. Или, по крайней мере, держаться настолько близко к правде, насколько это можно было позволить.

— Ион Уизерсон-Уилби.

— Такое несчастье! Вы слышали?

Лэнг кивнул, как будто собеседник мог его разглядеть:

— Увы. Он упомянул о вашем магазине незадолго до… э-э… своей смерти. А мне очень хотелось бы посмотреть, не найдется ли у вас чего-нибудь интересного для меня.

— Вас интересует что-то конкретное или какой-то исторический период?

— Что-нибудь вроде того, что вы продали сэру Иону.

Последовала явственно уловимая пауза:

— Думаю, мы могли бы встретиться где-нибудь вне моего магазина.

— Я впервые в Праге. Так что выбор за вами.

— Как вы относитесь к кухне Нового Орлеана?

Странный вопрос.

— Неплохо, но…

— В подвале вашей гостиницы примерно через час, вас устроит? Чтобы поговорить, нужно успеть до девяти вечера. А потом, когда заиграет музыка, мы не услышим друг друга.

В трубке послышались частые гудки.

Но как человек, с которым он только что разговаривал, собирается узнать его при встрече? Он ведь даже не спросил имени человека, с которым намерен встретиться.

И лишь потом Лэнг вспомнил вывеску у лестницы в подвал возле входа в гостиницу: «жареное мясо, по вечерам американский джаз-оркестр и блюз». Несомненно, подходит под определение «кухня Нового Орлеана».

И джаз — тоже. Лэнгу нравился диксиленд — музыкальный стиль, взросший в городе, который раскинулся в излучине Миссисипи, городе, «где все легко», на богатой почве духовных песнопений, африканских ритмов и вольной импровизации.

Впрочем, он приехал в Прагу вовсе не ради музыки. Тем более что она начнется лишь через час после назначенного времени встречи.

Лэнг спустился по металлической спиральной лестнице и оказался в помещении, похожем на большую пещеру. Слева от входа располагалась небольшая эстрада, на которую вскоре должны были выйти музыканты. Лишь дойдя до подножия лестницы, Лэнг понял, что пещера вырублена в монолитной скале. Пока не было холодильников, в таких погребах подолгу хранили овощи. Но подвала такой величины он не видел еще никогда.

Как только Лэнг оказался внизу, к нему подскочил официант в белой куртке:

— Мистер Рейлли?

Лэнг кивнул.

— Сюда, пожалуйста.

Его проводили к единственному столику, за которым сидел посетитель. Пожилой человек поднял на него выцветшие почти до белизны голубые глаза и протянул руку:

— Извините, что не встаю, мистер Рейлли, но…

Только сейчас Лэнг обратил внимание на то, что его собеседник сидит в инвалидном кресле, да еще каком — чрезвычайно старомодном, плетенном из лозы, но, впрочем, казавшемся свежеотполированным.

Лэнг пожал руку, походившую на ощупь на старый высохший пергамент.

Старик улыбнулся, продемонстрировав темно-желтые зубы.

— Вам нравится мой раритет? — Он похлопал ладонью по подлокотнику. — Оно не моложе меня, а может, и старше. Сделано вручную еще в то время, когда люди гордились своими изделиями. Мне приятно думать об этом кресле как о моем «чиппендейле» [19]или «Бугатти». — Он жестом предложил Лэнгу сесть. — У меня, похоже, есть преимущество перед вами. Я знаю ваше имя, а вы моего — не знаете. — Он выпустил ладонь Лэнга. — На английский манер оно произносится Гавел Клаус.

Акцент букиниста был определенно британским.

— Вы прекрасно говорите по-английски.

Клаус откинулся на спинку кресла: