– Иногда риск, конечно, оправдан, но, мне кажется, ему просто захотелось показать, какой он умный и искусный врач.
– И все же вы несправедливы к нему, Анна! Я считаю, что он поистине великолепен. И теперь частенько смеюсь над нашим планом. Вы помните, как мы, бывало, часами разговаривали о «дьявольском докторе», как решали, что найдем его и разоблачим? Мы представляли его себе как мошенника, опасного и коварного шарлатана… Вы помните?
Я молчала.
– Это ведь была своего рода игра, не так ли? Мы же не собирались так поступить всерьез. Да и как бы мы сумели достичь желаемого? А потом, когда мы встретили его здесь… Он как-то умеет вести себя так, что рядом с ним все люди кажутся мелкими и незначительными. О, я не хотела сказать, что
– Значит, вы предпочитаете грешника святому?
– Ну, я не думаю, что здесь уместны такие определения. Чарлз ведь не святой, правда? А что касается доктора Адера… Не знаю, право, что и сказать… Во всяком случае, я считаю, что это самый загадочный и обаятельный человек из всех, с кем мне доводилось встречаться.
Она сплела руки и подняла глаза к потолку, как будто собиралась молиться. Должна сказать, что жесты моей подруги, так же как и ее слова, порой были несколько аффектированы.
Я больше ничего не сказала, чувствуя, что не в силах обсуждать доктора Адера с Генриеттой.
Но неожиданно о Генриетте со мной заговорила Элиза.
– Я очень беспокоюсь за нее, – призналась она. – Как бы не случилось какой-нибудь беды… Мне кажется, негоже молодой женщине так относиться к мужчине, как она относится к этому доктору Адеру. Вот так и попалась малышка Эт. А что вышло? Ее кобеля и след простыл, а она осталась одна с ребенком.
– А какое отношение все это имеет к Генриетте и доктору Адеру?
– Да у нее к нему чувство! Она же будет воском в его руках!
– Полно, Элиза! Это все ваше воображение.
– Я знаю мужчин. При моей профессии без этого не обойтись. Вот такое обожание – это все, что им нужно. Вначале им кажется, что их недостаточно боготворят, а потом, когда девушка им надоест, им все равно нужно, чтобы их обожали, но уже не она, а какая-нибудь другая. Вначале-то они все одинаковы, и не думаю, что наш всемогущий доктор отличается от всех остальных мужчин. А она знай себе разгуливает с таким выражением лица, что все сразу становится ясно.
– Нет, Элиза, это не совсем так. Дело в том, что мы всегда испытывали определенный интерес к этому человеку.
Она изумленно уставилась на меня.
– Только не вы! У вас-то хватит ума, я надеюсь?
– Хватит ума для чего?
– Для того, чтобы держаться подальше от таких типов.
– Да, Элиза, на это у меня ума хватит.
– Вот другой доктор совсем не такой. Он очень приятный джентльмен! И так любит вас… Смотрите, не сделайте ошибки.
– Благодарю вас, Элиза, – произнесла я растроганно. – Я думаю, вы действительно желаете нам добра.
– Ну, разумеется! Я не хочу видеть, как вы или Генриетта попадетесь мужчинам на удочку.
– Постараемся не попасться, – уверила я ее. Однако она с сомнением покачала головой, давая понять, что вовсе в этом не уверена.
Вот и прошел август, надвигался сентябрь. У всех было тревожно на душе – мысль о том, что нам предстоит еще одна такая зима, не доставляла радости.
Русские отчаянно сопротивлялись наступлению французов и англичан. Вскоре мы услышали, что под Севастополем разгорелось жаркое сражение, и начали с трепетом ждать его результатов.
Ожидание было недолгим. Прибыл гонец, и мы все ринулись ему навстречу, надеясь узнать последние новости.
Вот что он рассказал:
Французы устремились в атаку и овладели Малаховым курганом.
– Слава Богу, – выдохнули мы в едином порыве, ибо все знали, что этот курган был ключом к Севастополю.
– Русские бегут из города, а все, что оставляют, предают огню, – продолжал гонец. – Севастополь представляет собой один гигантский пожар.
И тут мы бросились обнимать друг друга.
Почти двенадцать месяцев мы ждали, когда, наконец, падет Севастополь, и вот это произошло. Не оставалось никаких сомнений – что война окончена.
Мы оказались правы. Основная война была уже позади, но отдельные очаги сопротивления вокруг Севастополя удалось подавить не сразу. Все заговорили о возвращении домой. Однако в госпитале еще оставалось довольно много раненых, и некоторые из них были настолько слабы, что не могло быть и речи о том, чтобы перевезти их немедленно. Оставить их и уехать мы тоже не могли. Было решено, что мы начнем покидать Ускюдар отдельными группами, а некоторые из нас останутся до тех пор, пока в госпитале будет хоть какая-нибудь работа.
По вполне понятным причинам Этель оказалась в числе тех, которые уезжали первыми. Хотя Том уже поправился и мог ехать самостоятельно, девушке хотелось быть рядом с любимым и ухаживать за ним.