Через несколько минут от гурьбы отделился коренастый черноглазый курсант и побежал к ожидавшему его человеку. Не добежав нескольких шагов, он остановился. Лицо его было напряженно, щеки пылали. Так они стояли друг против друга долгую, мучительную минуту, пока парень удивленно и взволнованно воскликнул:
— Папа!
Ком подступил к горлу Шмаи и стал его душить. Если б не постеснялся товарищей сына, наверно, заплакал бы. С трудом сдержав слезы, Шмая бросился к сыну, обхватил его обеими руками и стал целовать:
— Сыночек мой родной… Наконец-то мы встретились! А я уж не думал, что увижу тебя когда-нибудь… Как же ты? Жив-здоров?
Приезду отца курсанта Спивака обрадовалось все училище и его начальник, пожилой полковник, воевавший против Врангеля на Сиваше. То, что Шмая служил в одной с ним дивизии, было особенно приятно полковнику.
Но почему время так быстро бежит? Уже пролетело несколько дней, а они с сыном так и не успели обо всем переговорить. Что ж, видно, придется отложить на лето, когда Саша приедет к нему в гости на Ингулец. Уж там они вдоволь наговорятся?..
Ни на минуту они не оставались одни. Все время их окружала толпа товарищей-курсантов, часто приходил начальник училища, и они с Шмаей долго вспоминали минувшие дни, бои под Перекопом…
За эти короткие дни Шмая успел заметить, что сына очень любят товарищи, а у начальства он на хорошем счету. Учится Сашка отлично, дисциплину знает, чего же еще? Пройдет несколько лет, и он станет настоящим офицером.
Крепко пришлись ему по душе товарищи сына, и он понял, что у него тоже прибавилось друзей. Это и Андрей Павлович Никитин, начальник училища, и курсанты Карим Галимбаев из Башкирии, и Иван Семенко из Чернигова, и Гурген Маргулян из Армении, и Алио Кцховели из Кутаиси, и Николай Петров из Пензы…
А когда настал день отъезда, ребята веселой толпой проводили гостя на вокзал, усадили в поезд, шутили, смеялись, приглашали приезжать к ним.
Некогда было даже подумать, что вот сейчас загудит паровоз и он опять расстанется с сыном кто знает на сколько времени!..
И вот поезд тронулся. Курсанты замахали руками, шапками, а Шмая стоял у окна, взволнованный и счастливый, Полушубок его был расстегнут, на груди сверкал боевой орден. Сын любовался высокой наградой отца.
Правду сказать, когда отец только приехал, Саша испытывал непонятное чувство смущения и растерянности. Может быть, это объяснялось тем, что ребята, как и он сам, знали, что у него нет отца. Сначала он ощущал страшную неловкость, шагая рядом с человеком, который казался ему чужим, и не сразу привык к мысли, что у него есть отец, живой, бодрый, веселый. Саша мало знал о жизни своего отца и теперь не без гордости смотрел на него и на его боевую награду.
Пассажиры с любопытством глядели на необычно оживленного человека, на его горящие глаза. Им казалось даже, что он немного выпил. Но Шмаю теперь меньше всего интересовало, что о нем подумают случайные соседи по вагону, с которыми он через час расстанется. Его больше волновала встреча с сыном, дружба с ним и его товарищами.
Станция, сын, его новые молодые друзья остались где-то за заснеженным лесом, и Шмая, сбросив полушубок, улегся на верхней полке. А через несколько минут он уже рассказывал соседям о своем большом счастье так, будто перед ним были старые друзья и знакомые.
Хороша все-таки жизнь! Хорошо, когда тебя окружают добрые люди и есть с кем переброситься словом в дороге! Жаль, конечно, что жену не взял с собой, увидела бы, какой у него славный сынок и как радушно его, Шмаю, все встретили. Не грызла бы его, не злилась. Но пусть грызет, пусть злится! На то и жена!..
Испокон веков так бывает, что весна любит перед своим приходом немного пококетничать. Приходит она не сразу, а с разными фокусами, выкрутасами. То солнце ярко светит и, словно наперегонки, пускаются вскачь к Ингульцу веселые ручьи, то они застывают, покрываются ледяной коркой, и вступает в свои права метель, вьюга. Снег заносит степь, дороги, тут и там вырастают высокие сугробы. Кажется, что сызнова начинается лютая зима…
Но как бы то ни было, весна уже властно давала о себе знать.
В эти дни больше всех был озабочен Овруцкий. Шутка сказать, сколько теперь дел навалилось на него! Избрали председателем артели. Дело новое, работы невпроворот.
Уж люди диву давались, откуда у человека столько энергии! Другой на двух ногах ничего не успевает, а этот на одной и на костылях носится, как вихрь, и всюду, чтоб не сглазить, поспевает!
Ночь сегодня выдалась не из приятных, хоть весна уже была на носу. Ветер истошно выл в проводах и дымоходах, валил с ног, а сырой, лохматый снег сыпал без конца, точно в декабре.
И в этакую непогоду, когда, как говорится, добрый хозяин собаку за ворота не выпустит, Шмая-разбойник услышал стук в дверь. Пришел не кто иной, как Овруцкий с группой колонистов. Зашли, отряхнулись от снега, сели на скамью, что под окном. Хотели что-то сказать, но, видно, застеснялись хозяйки, которая сидела у печи, что-то вязала и ругала Мишку, младшего разбойничка.