Читаем Секрет_долголетия полностью

Она не обернулась, все еще сердясь на него, достала из золы горячие картофелины, угостила всех и сама принялась с аппетитом есть, обжигая губы, язык, пальцы.

Люди молча ели, на какое-то время позабыв о всех бедах и об опасности, которая их подстерегала.

Высоко в небе гудели вражеские бомбардировщики. Сюда, в балку, все время доносился грохот взрывов. Немцы, видно, били по переправе. Впереди, куда держали путь гурты, горел небольшой городок. Огненные языки поднимались к небу. Дым обволакивал горизонт.

Как же гнать туда гурты? Не лучше ли переждать, чтобы не попасть под бомбы?.. Что с переправой? Разузнать бы, что там теперь творится. Может быть, погнать гурты к другой переправе?..

Давно уже опустел тракт. И бомбардировщики больше не летают. Необычная тишина воцарилась в донецкой степи, и эта тишина угнетала людей. Непривычно было не слышать гула самолетов, грохота орудий. Что же произошло? Что стряслось? Неужели по тракту больше не промчится ни одна машина, ни одна повозка и не у кого будет спросить совета, узнать, почему так все затихло? А может быть…

Шмая встал, расправил плечи и взбежал на косогор. Услышав шум моторов, он посмотрел на небо. Но небо было чистым, никаких бомбардировщиков не видно нигде. Что же это там гудит?

Но скоро все стало ясно. Это был грохот танков. Чьих — наших или чужих?.. Они быстро продвигались вперед по косогорам и глубоким балкам. За танками неслись огромные черные грузовики. Моторы натужно ревели. Послышалась дробь пулеметов. «Фашисты…» — промелькнуло в голове, и Шмая почувствовал, как подкосились у него ноги. Он припал к мокрой земле, всматриваясь в ту сторону, где нарастал шум моторов. Да, прорвались… Вот они едут, как на парад, и никто их не останавливает, никто им не преграждает дорогу. Все погибло… Какая-то непонятная сила прижимала его к земле. Но тут он опомнился: надо бежать, передать товарищам эту страшную весть. И Шмая-разбойник сполз с косогора и что было силы бросился к костру.

Но ему уже не пришлось ничего говорить. Навстречу бежали Шифра, Данило Лукач, Азриель, остальные погонщики. Гурты встревожились, чуя близкую опасность. Заволновались, забегали пастухи, испуганно глядя на дорогу, откуда доносился несмолкаемый гул.

Шифра подбежала к кровельщику, взяла его за рукав и всем своим дрожащим телом, как ребенок, прижалась к нему:

— Фашисты… Немцы… Как же так? Что теперь с нами будет? — плача говорила она. — Может, еще успеем, дядя Шмая?.. Надо бежать…

— Куда ты теперь побежишь, дочка? — угрюмо промолвил Шмая, гладя ее по голове. — Успокойся, милая, не плачь… Они не должны видеть, как мы плачем…

Гурты смешались. Блеяли овцы, ревели коровы, услышав нарастающий гул моторов, видя беспокойство своих погонщиков.

Из глубокой балки уже отчетливо видны были огромные черные грузовики, на которых ровными рядами сидели немцы в шинелях, касках. Они со страхом оглядывали пустынную донецкую степь, пропитанную запахом горелого и полыни. Застрекотали на дороге мотоциклы, на которых сидели автоматчики.

Лукач и Шифра молча смотрели на взволнованного кровельщика, глазами спрашивая его, что делать, куда бежать.

Но что можно было придумать, когда в нескольких десятках метров от балки движется такая сила?..

Шмая не успел вымолвить и слова, как совсем близко послышался шум мотоциклов. Подпрыгивая на ухабах, по раскисшей степи неслись к гуртам два мотоциклиста. Один из них орал, ругался и для острастки дал очередь из автомата.

Они неслись с косогора прямо на людей, будто шли в атаку на целый полк солдат. Мотоциклы свернули к костру. Две ненавистные черные каски, два автомата, два фашистских солдата в мышиного цвета шинелях мчались сюда, с опаской глядя на горстку людей, сбившихся в кучу, как овцы перед грозой.

— Ну, друзья, — тихо сказал Шмая, — сейчас нам будет весело…

Данило Лукач покачал головой, укоризненно бросил:

— Помолчи, разбойник… Не до шуток!.. Кажется, попали мы, как кур во щи. Будем держаться дружно. Один за всех, все за одного…

— Только так, — подтвердил Шмая и, с ненавистью взглянув на приближающихся палачей в черных касках, сделал шаг вперед:

— Сядем. Пусть не думают, гады, что мы перед ними будем стоять навытяжку. И не смотрите в их сторону…


 

Глава двадцать шестая

 


ВИЛЬГЕЛЬМ ШИНДЕЛЬ СОВЕРШАЕТ ПОДВИГ



Судя по тому, как обер-ефрейтор Вильгельм Шиндель ехал на мотоцикле, забрызганный с ног до головы липкой грязью, сразу можно было заключить, что он не принадлежит к числу знаменитых мотоциклистов. К тому же и он и его спутник были основательно под градусом, о чем свидетельствовали их багровые лица.

Мотоциклы швыряло из стороны в сторону, и обер безбожно проклинал русский дождь, грязь и дороги. Все здесь было не по душе обер-ефрейтору Вильгельму Шинделю.

До стада он так и не доехал. Шагах в пятидесяти оба немца двинулись пешком, не выпуская из рук автоматы.

— Русс капут! Хенде хох! — пискливым голосом крикнул обер, не без страха поглядывая на людей, сидевших у костра и настороженно смотревших мимо него.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века