— Вот видишь, сынок, — улыбаясь сказал Шмая, когда сын побрился, — совсем другим человеком стал: помолодел, похорошел… Ничего, если захочешь, отрастишь себе другую бороду. Это такая холера, борода, что хочешь не хочешь, а она растет…
Побрившись и умывшись возле палатки, капитан и в самом деле почувствовал, словно сбросил с себя тяжелый груз, хоть с непривычки ему казалось, будто его раздели среди бела дня.
Глядя на своего командира, стали бриться и бойцы. Они от души хохотали, посматривая друг на друга. Все изменились до неузнаваемости. И что только может сделать с мужчиной простая бритва, тоненький кусочек стали!..
— Эх, товарищ капитан, — немного погодя сказал Шмая, — назначил бы ты меня старшиной! Увидел бы, какие бы вы все у меня были — бритые, стриженые, красивые, как женихи!..
— Знаешь, отец, — улыбнулся тот, — я и не думал, что нам с тобой будет так весело… Но никуда назначать тебя не станем. Отвоевался ты уже…
Он не без удовольствия смотрел на отца, и ему казалось, что отец совсем не изменился, не постарел, хоть сильно осунулся и похудел.
А Шмая уже сидел в сторонке, окруженный любопытными пограничниками, пил чай из алюминиевого котелка и, обжигая губы, рассказывал о Фрунзе, о былых походах в далекие годы гражданской войны.
— Ого, батя, вы, оказывается, были настоящим солдатом! А товарищ капитан никогда не рассказывал, какой боевой у него батя… Так вы же дрались с врагом, когда нас еще на свете не было! — воскликнул Вася Рогов.
— И теперь повоевал бы, если б дали оружие…
— А годы?..
— Что годы? Главное, чтоб душа была молодая… К тому же, сам видишь, когда побрился, сразу сбросил с плеч добрый десяток лет. Да и при чем тут годы, когда хочется своими руками отомстить этим палачам… — Шмая умолк, а потом добавил: — А ты ведь должен знать, сынок, старую поговорку: «За одного битого солдата шестерых небитых дают…»
— Значит, мы уже битые?.. — спросил кто-то из бойцов.
— А как же! Если вы смогли пройти столько сот километров, столько боев выдержать, да еще на границе так держаться, то о чем может идти разговор! Вы вроде как уже огонь, воду и медные трубы прошли… Теперь вы стреляные птицы и ничего вам уже не страшно. Будь я на месте товарища Калинина, я бы вам всем повесил самые высокие ордена и медали… Да что там медали, Золотые Звезды!.. Честное слово! Вы орлы, хлопцы, герои!.. И дай вам бог здоровья и много сил, чтобы до конца остаться такими…
— Это все правильно, но соловья баснями не кормят, — подойдя к оживленной группе, сказал капитан. — Надо покормить наших гостей. Товарищ Рогов, может, постараешься?
— Ого! — рассмеялся Шмая, поднявшись с места и взглянув на сына. — А ты, значит, думал, что мы будем ждать, пока ты приедешь, чтоб нас накормить? Только остановились, я сразу сказал Васе, что нас надо хорошо покормить… И одежду для нас нашли кое-какую… — кивнул он на сапоги и рваную трофейную шинельку, с которой содрал пуговицы, погоны и нашивки. — Я, сынок, помню старое солдатское правило: где бы ты ни был, первым долгом ты должен поесть, отдохнуть, поспать. Мы уже тут хорошо перекусили, ребята постарались. Позавтракали как следует, а теперь у нас есть силы сидеть и ждать обеда…
Бойцы весело засмеялись.
— Вот это человек. Вот это по-солдатски! По-нашему. Такой, небось, нигде не пропадет! Молодец…
— А чего же в своем отечестве стесняться, ребята? Древний закон: если ты солдат, так не стесняйся! Жизнь походная, она требует своего. Есть возможность перекусить, не зевай, молоти! Неровен час, может, через минуту попадешь в какую-нибудь беду…
Вася Рогов слушал бывалого солдата и таял от удовольствия. Ему еще, кажется, никогда не было так хорошо, как сейчас, когда «батя» говорил и смешил бойцов. Открыв банку трофейных консервов, налив кружку кипятку, он подал капитану, который уже сидел на пне, и, заглядывая ему в глаза, сказал:
— Товарищ капитан, если благополучно переберемся к своим, надо будет батю вашего не отпускать… Пусть с нами останется… Сам говорил мне, что хочет еще повоевать… Останется с нами, ладно?
— Там видно будет, — бросил капитан и с аппетитом взялся за еду. — В тыл отправим…
— Ты, Васек, кажется, адрес перепутал, — вмешался высокий рябой пограничник, который все время только ухмылялся и не проронил ни единого слова. — Ты другое хотел сказать… — подмигнул он в сторону, где сидела на ящиках Шифра. — Чтоб оставили тут сестричку!..
Все рассмеялись, а Вася покраснел до ушей. Но, взяв себя в руки, ответил:
— Ну и она с нами останется, будет медсестрой… Сама мне говорила, что все равно уйдет на фронт, а в тыл ни за что не поедет…
— Ты смотри, а мы и не знали, что Вася у нас такой расторопный, — не оставлял его в покое рябой пограничник. — И когда же ты успел узнать все ее планы? Ну и Вася, всех наших ребят обскакал!
— Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся…