Читаем Секрет_долголетия полностью

— Вставай, соня, хватит спать!.. Видно, мы с тобой под счастливой звездой родились. Из такого пекла выбрались… Вот мы и прошли науку у батьки Петлюры. Теперь нам уже ничего не страшно…

— Погоди радоваться! Кто знает, что еще с нами будет, — проворчал балагула. — Слышишь, как бьет артиллерия?..


 

Глава двенадцатая

 


ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ



Говорят, когда беда тебя преследует по пятам, легче и быстрее заживают все твои раны. Будь это в другое, мирное время, нашего кровельщика после перенесенных им в тюрьме побоев и пыток положили бы в больницу, лечили, бинтовали, прикладывали бы к телу разные примочки и еще бог знает что врачи с ним делали бы. Но об этом теперь и думать не приходилось. Нужно было думать о том, чтобы тебя снова не схватили как подозрительного и не загнали бы в тюрьму. Нужно было найти в этом обезумевшем городе кусок хлеба, найти ночлег…

И видя, как Шмая поправляется и постепенно становится прежним шутником и балагуром, Хацкель с завистью говорил:

— Вот человек! На тебе, Шмая, все заживает как на собаке…

— А как же иначе? — отвечал ему наш разбойник. — Это уж закон для солдата: получил удар, встряхнись, брат, и валяй дальше! Да, помню, бывали на войне дела. После боя плюхнешься где попало в грязь, в снег и спишь так, как ни один царь на своих перинах не спал. И никакая хворь к тебе не пристает. А вот вернешься домой, попадешь под крылышко жены, она трясется над тобой, ухаживает, — смотришь, малейший ветерок на тебя подул, и ты уже простудился…

После трескучих морозов, которые всем осточертели, неожиданно наступила оттепель. Снег на тротуарах почернел, оттаяли деревья, еще накануне облепленные пушистым инеем, как дворовые собаки репьями…

Как-то Шмая и Хацкель очутились в центре города и, когда стемнело, забрели в тот самый полусгоревший дом, в котором ночевали в первый день своего приезда в Киев. Нашли и знакомую комнату на третьем этаже. Их ложе из книг, папок и бумаг было в полнейшем порядке. Можно было отдохнуть.

Хацкель быстро прикрыл досками окна, развел огонь в камине, опустился на горку книг и уставился на кровельщика.

— О чем ты сейчас думаешь, Шмая?..

— Я думаю о мудрых словах моего отца…

— А что он сказал?

— Мой отец сказал, что лошадь объезжает весь свет и возвращается домой той же лошадью…

— В чем же тут мудрость?

— А мудрость в том и состоит, что вот мы с тобой обошли весь город, попадали в разные переплеты и возвратились на прежнее место.

— Так, по-твоему, выходит, что мы никуда и не двигаемся? На месте стоим? Зачем же нам все это нужно? Давай поворачивать оглобли, домой пробираться…

— Ты опять за свое! — рассердился Шмая. — Будем ждать здесь Советскую власть… Слышишь, как она о себе дает знать? — кивнул он в ту сторону, откуда доносился грохот орудий.

— Что-то очень уж медленно твоя власть к тебе идет…

— Тебе легко говорить, сидя здесь, у камина… А там идут жестокие бои… Думаешь, Петлюре, буржуям очень хочется отдавать Украину? Это такой жирный пирог, который многим снится…

— Опять ты со своей философией! Давай лучше ляжем… Прошлой ночью нам не давали спать клопы, позапрошлой — стрельба на улице, три ночи назад не могли сомкнуть глаз потому, что целый день во рту ничего не имели… Попробуем хоть сегодня выспаться…

— Это можно, — важно проговорил Шмая, снимая шинель. — Вижу, ты правильно ведешь счет, когда мы ели, когда спали. Не был бы ты балагулой, вполне можно было бы назначить тебя писарем.

— Спасибо твоей бабушке, Шмая!.. Ты лучше немного подвинься, а то всю шинель заграбастал. Оставь мне одну полу…

— Привык ты роскошно спать, Хацкель, вот тебе и не хватает моей шинельки!.. — отозвался кровельщик. — А знаешь, во время войны захожу я как-то в одну хату переночевать, а там меня бабка старая встречает. Ну, известно, накормила борщом со сметаной, постелила мне на горячей печи. Сидит старушка, сложив руки на груди, смотрит на меня заплаканными глазами и спрашивает:

— Солдатик, а на чем ты там, в окопах, спишь?

— Как на чем? На шинели…

— А укрываешься чем?

— Шинелью…

— А под голову что подкладываешь?

— Шинель, бабушка…

— Боже милосердный! Тоже шинель! — всплеснула она руками. — А сколько же у тебя этих шинелей?..

— Одна!

Махнула старуха рукой и пошла на кухню соображать, как это с одной шинелью живет солдат на войне.

А тебе все мало…


Треск пулемета разбудил Шмаю. Он мгновенно вскочил со своего ложа и бросился к окну. С разных сторон слышалась ружейная стрельба, стрекотание пулеметов, какие-то крики.

Он подбежал к спящему Хацкелю и стал расталкивать его:

— Вставай, тревога! Кажется, начинается…

Балагула спросонья не понял, чего тот от него хочет, громко зевнул, выругался и повернулся на другой бок.

— Слышишь, ты, барин, вставай! Посмотри, что в городе творится!

— Вот горе на мою голову! Спи, черт бы тебя побрал! Тебе-то что до этого?

— Как это что? Вот ударит сюда снаряд, тогда поймешь что!

Балагула сердито заворчал, с трудом продрал глаза и посмотрел на взволнованного приятеля, все еще не понимая, чего тот к нему пристал.

— Надень сапоги, не то тебе босиком придется топать, — торопил Шмая.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века