Руан наблюдал за Софией в ложе Мелверли и даже не пытался сдержать улыбки. Она сделала это. Он точно не знал что именно и почему, но ему был знаком ее теперешний довольный вид, говорящий: «я — сделала — все — как — хотела». Такой же вид у нее был, когда ее дочь была обесчещена Эшдоном, а сейчас София с тем же выражением наблюдала за Луизой Керкленд, обесчещенной лордом Генри Блейксли. Несомненно, Луиза теперь могла забыть о своей страсти к маркизу Даттону. Так просто!
Ничего не происходит просто так, без решительной помощи.
Как странно было наблюдать, с каким удовольствием София Далби помогала девушкам из хороших семей, например, собственной дочери, добиваться обесчещивания. Но невозможно отрицать очевидное.
Странной она была женщиной. София была обворожительна. Он хотел ее. Однако загвоздка была в том, что завоевать ее — очень непростая задача. Она была не из тех, кого можно было легко получить и с легкостью управлять. Зато София очень легко управляла другими, свидетельством чего были выходившие в данный момент из ложи Луиза Керкленд с абсолютно развалившейся прической и лорд Генри Блейксли.
Он не настолько горд, чтобы отказаться учиться у лучших, а Софию, бесспорно, можно относить к лучшим. Руан хотел ее. И намеревался добиться. Для этого нужно было только смотреть и учиться, София сама указывала путь. Именно с этой мыслью лорд Руан покинул театр.
Он пришел один и ушел также один, хотя уже начинал обдумывать, не стоит ли появиться с женщиной, чтобы наверняка привлечь внимание Софии.
Какая женщина взбесила бы ее больше всего? Он усмехнулся, так как это была самая смешная мысль из тех, которые забавляли его всю эту неделю.
Элинор наблюдала за индейцами у себя дома и испытывала такой восторг, что едва могла дышать. Самые настоящие индейцы у нее дома, и ей удалось как следует их рассмотреть. Все, что о них говорили, оказалось правдой.
Это была красивая раса. Абсолютная правда. Они были дикарями и в одежде, и в манерах. Тоже правда.
Они были скрытны и беспощадны. Очевидная правда, ведь они тайно проникли в ее дом и держали их в плену так, что даже никто из прислуги об этом не знал.
Великолепная работа. Она была глубоко потрясена. У Элинор и в мыслях не было, что они могут причинить ей физический или какой-либо моральный вред, потому что эти мужчины, такие дикие, были родственниками Софии Далби, а она была графиней, и, ей-богу, разве нужно остерегаться родственников графини?
— Хоксуорт, — понизив голос, сказала Амелия, чтобы ее никто не расслышал, хотя, конечно, ее слышали все, — сделай что-нибудь.
— Что ты предлагаешь? — поинтересовался Хоксуорт совершенно обычным голосом, что тотчас взбесило Амелию.
По наблюдениям Элинор, у Амелии с братом были особенные отношения. Амелия была спокойнейшей и тишайшей из всех женщин, в любой ситуации и в любом обществе. Разумеется, она была так же тактична и добра с Луизой. Пожалуй, Элинор лучше всех знала, насколько это сложно. А вот с Хоксуортом Амелия совершенно теряла дар самообладания и кротости. Конечно, Хоксуорт сильно раздражал, Элинор не могла с этим спорить, но Амелия полностью теряла чувство, юмора и терпимость в его присутствии.
У самой Элинор с Луизой было то же самое. Конечно, она искренне надеялась, что их отношения улучшатся, когда Луиза выйдет замуж, потому что тогда, очевидно, они будут видеться гораздо реже.
— Вы ее сестра, — обратился к Элинор один из индейцев.
Он был младшим из трех сыновей, и у него были самые поразительные голубые глаза. Его ноги как-то чересчур привлекали внимание, темная грудь ясно виднелась под распахнутой рубахой. Что ж, он был практически обнажен. Элинор не могла оторвать от него глаз. Слава Богу, она выросла в таких условиях, которые никак не стесняли ее исследовательских порывов. Она очень интересовалась индейцами в целом и этими — в частности. Особенно интересен был тот, кто стоял сейчас перед ней.
Он был очень, очень красив, как-то изумительно дико.
У нее даже мурашки побежали по коже.
— Чья сестра? — тихо переспросила она, потому что, исследуя что-либо, она не привыкла демонстрировать тете Мэри многообразие своих интересов.
— Другой рыжеволосой, — сказал он, — Луизы. У вас такие же волосы.
На самом деле ее волосы были не совсем такие; они были темнее, чем огненно-рыжие волосы Луизы, и совершенно прямые, в то время как волосы Луизы сильно завивались. Но, да, у них обеих были рыжие волосы. Она даже подумала, не может ли такого быть, что все рыжеволосые с белой кожей для индейцев на одно лицо.
— Леди Элинор Керкленд. А вы?
— Мистер Мэтью Грей, — сказал он.
— Но это же не ваше настоящее индейское имя! — выпалила она, потому что, и правда, разве не было бы так мило, если бы у него было такое великолепное имя, как, например, Быстрый Волк, Высокое Пламя или что-нибудь вроде этого?
— В самом деле? — спросил Мэтью, и потому, какими серьезными были его голос и выражение лица, она поняла, что он смеется над ней.