Но поскольку в этом до сих пор не было необходимости, Луиза не утруждала себя размышлениями. Без всяких условностей жизнь более удобна. Следовало бы отдавать себе в этом отчет, раз уж имеешь такую привычку, на что Элинор при каждом удобном случае обращала ее внимание. Чертенок.
— Естественно, в мои дни все было не так, — продолжала София, очевидно, совершенно не беспокоясь, что пустилась в размышления перед столь неблагодарной аудиторией. — Мы более откровенное и более приземленное поколение, более… о, может быть, самое подходящее слово «яростные». Да, более яростные и откровенные, без всяких этих отступлений и «с вашего позволения», которые так обычны сегодня. Что ж, если Блейксли хотел вас, почему бы не…
— Просто не схватить меня и не затащить в лес? — перебила Луиза, оскорбившись за Блейксли и особенно за поколение.
— Ну, — улыбнулась София, — почему бы и нет?
— Потому что он джентльмен!
— Дорогая, этот джентльмен обесчестил вас.
— Нет, леди Далби, это я обесчестила его! Это я целовала его! Страстно и много раз.
Из-за того, что Луиза спорила громче, чем собиралась, хотя, по сути, она не собиралась спорить вообще, все, кто был в гостиной, смотрели лишь на нее. В том числе и Даттон, хотя для чего здесь находился Даттон, она еще не определила.
В последовавшей оглушающей тишине все взоры с почти поэтическим чувством обратились к Блейксли, который, слегка пожав плечами, спокойно сказал:
— Это правда. Она целовала меня. Страстно и много раз.
При этих словах Даттон, казалось, собрался упасть в обморок, чего она совсем не могла понять.
— Молодец, Луиза! — произнесла София, разряжая напряженную атмосферу, нависшую над всеми. — Это прекрасно — видеть, что в наши дни есть кто-то, готовый добиваться того, чего хочет.
Под этим стоило подразумевать, что Луиза хотела Блейкса. Но ведь это абсурдно, так как она хотела Даттона, исключительно его и вопреки всему. Единственным препятствием служил весьма заметный недостаток интереса к ней со стороны Даттона.
— Кто расскажет Мелверли? — спросила Молли, все еще крайне неприязненно глядя на Луизу.
Луиза, к счастью, уже начала приобретать иммунитет.
— О, позвольте мне, — сказала София, выступая вперед.
— Нет, позвольте мне, — сказал Блейксли. — Я думаю, вы достаточно постарались сегодня, леди Далби.
У него было очень необычное выражение лица, не то чтобы раздосадованное, но, пожалуй, подозрительное.
— Разве? — откликнулась София. — Я не заметила, что вообще что-то сделала. Думаю, вы можете доверять этому, лорд Генри.
— А мне казалось, мы уже определили, что леди Луиза полностью ответственна за данное положение дел, — безжалостно сказала Молли.
Луиза совсем не была уверена, что будет рада такой свекрови.
— Я очень ей в этом помогал, — сказал Блейксли с намеком на черный юмор.
В результате его братья засмеялись именно так, как обычно смеются мужчины над чем-то неподобающим, если уж не сказать непристойным. Луиза слышала всю жизнь такой смех от Мелверли. Теперь она смогла его прочувствовать на себе.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — вполголоса произнесла София. — Это наводит на мысль, не устроено ли все лишь ради того, чтобы получить желаемое.
— Простите? — сухо сказала Молли.
— Что это значит? — поинтересовался вслед за ней герцог Хайд.
София деликатно пожала плечами:
— Я уверена, нет таких, кто не заметил, как лорд Генри демонстрирует свое внимание леди Луизе.
— Да уж, это трудно не заметить даже слепому, — констатировал Даттон. — Это слишком очевидно даже для случайного наблюдателя, а здесь случайных и нет.
Все, кто был в комнате, уставились на лорда Даттона. Такие разные, братья лорда Генри взглянули на него с единодушным выражением недружелюбия. Что ж, этого следовало ожидать. Честь брата могла пострадать, если признать, что он одурачен в любви, к чему Даттон, очевидно, пытался свести дело.
Конечно, Луиза не видела этого, она, без сомнения, не заметила этого. Она так хорошо умела не замечать подобные мелкие и неудобные детали, что не заботилась ни о чем. Но подобное замечание, сделанное публично, выставило Блейксли в дурном свете, и она просто не могла этого так оставить, Луиза должна была выйти замуж за него, в конце концов, а ее муж, каков бы он ни был, не мог служить поводом для насмешек. Нужно было спасать репутацию Блейксли, которую как раз сейчас разрушал лорд Даттон. Спасать немедленно.
С этого момента никто не посмеет сказать, что она плохая жена для Блейкса. Этот акт героизма должен заглушить все возможные замечания немедленно.
Луиза посмотрела на Молли.
Молли посмотрела на нее.
— Я, конечно, ничего такого не заметила, — сказала Луиза. — Лорд Генри был не более чем любезен со мной во всех поступках и разговорах. Он был и остаётся истинным джентльменом.
— Что касается меня — нисколько не сомневаюсь, — подытожила речь Луизы Молли.
Что, разумеется, было призвано подчеркнуть то, что Луиза полностью виновата во всем происшествии с поцелуями.