«Куда держать?» — размышлял Федя. Он ощупывал в кармане круглый школьный компас и казнился, почему не заметил направление, пока «Синий тюлень» был на виду.
— Что будем делать, ребята? — спросил Федя.
— Только не обратно, — отозвался Ломов.
Федя повертел в руках свой компасик, подумал. Лодку сильно швырнуло на волне. Таня вскрикнула и еле удержалась на скамейке, ухватившись за лебединую шею. Ломов снова взялся отчерпывать воду.
— Греби, не то развернет лагом, опрокинет! — крикнул Великанов, торопливо помогая кормовым веслом. — Будем искать пароход.
Напряженно прислушиваясь, они плыли в тумане, как в молоке. Время шло медленно. И как бы не вынесло в море…
— Берег! Я слышу прибой. — Ломов показал влево. — Тише, ребята, суши весла.
Сомнений не было, прибой рокотал совсем близко.
— Значит, вышли к северному берегу бухты, — сказал Федя. — Пройдем буруны, за ними…
Но тут белый, как в бане, пар-туман потемнел над головами мореходов.
— Пароход! — крикнул Виктор Никитин, даже пригнувшись от неожиданности.
Все заметили, что сразу стало тише: корпус судна прикрыл лодку от идущей с моря зыби.
— Это не «Синий тюлень», — сказал Федя, когда лодка с легким стуком прислонилась к железной стенке. — Пробоина и ржавый. — Он ощупал борт. — Это тот, что еще до войны на камни мыса Звонарева наткнулся. Забыл, как звать, иностранец какой-то.
— Да, — отозвался Ломов, тоже потрогав железо. — Одна ржавчина… А что, если здесь переждать? — несмело предложил он. — Отсюда к нашему-то недалеко, но сейчас по морю бродить — до беды недолго. Давайте подождем, может, хоть чуть получше будет видимость.
— Согласен, — кивнул Федя. — Ну-ка, подгребайте в эту щель.
Лодка медленно вошла в разверстое чрево парохода. Волны гулко ухали в него. От ударов дрожали железные бока.
Таня робела, ей казалось, что эта гора железа не выдержит и обрушится. Вспыхнул свет фонарика. Сначала показалось, что лодка в ржавой пещере. Присмотревшись, увидели по бортам шпангоуты.
— Здесь была машина, — сказал Никитин. — Вон трап, остатки решеток, а там световые люки.
— А машины на берегу, — оживилась Таня. — Я сама видела. Их уже песком занесло. Наверно, про этот пароход отец рассказывал. Матросы тут сарай построили, когда спасать судно хотели. В сарае полно всяких шестеренок, болтов, гаек… большие… — Девушка показала руками. И поежилась: — Озябла я.
— Лодку здесь привяжем, — скомандовал Федя. — Поищем камбуз. Может, цел остался, погреемся. — Он ласково посмотрел на Таню. — Гляди-ка, лицо совсем синее.
— А чем топить? — спросил Ломов.
— Найдем; чтоб на пароходе да не сохранилась какая-никакая деревяшка…
Оставив лодку у ступенек, стали подниматься по железным лестницам.
— Смотрите, уголь! — Никитин показал лучом фонарика на черные кучки на стрингерах. — На неделю хватит.
Машинист шел впереди, осматривая и ощупывая каждую подозрительную ступеньку.
Подъем на палубу оказался нелегким делом — словно восхождение на Авачинскую сопку. Не раз приходилось перелезать через опасные трещины и разрывы. Да и сама палуба в некоторых местах была повреждена. Полуоторванные листы дребезжали от ударов волн.
Ломов снял курточку и, завязав рукава, стал собирать уголь.
Коридором они вошли в большое помещение.
— Кают-компания, — определил Федя, — а здесь трап к капитану.
— Пойдемте к капитану, — предложила Таня. — На минутку… Мне хочется посмотреть, что там.
Поднялись еще повыше. Дверь в каюту сорвана. Деревянная обшивка почти вся осыпалась. Из мебели остался покореженный письменный стол, в спальне — широкая деревянная кровать с панцирной сеткой. К большой радости друзей, в каюте стояла чугунная печка. Труба выходила в один из иллюминаторов.
— Ну вот, теперь у нас все, что надо, — довольно сказал Федя. — Топи печь, Виктор, по твоей части… А я иллюминаторы закрою.
Только два иллюминатора в капитанском жилище оказались с целыми стеклами. Остальные разбиты или задраены глухарями. У Тани в корзинке, кроме пирогов, нашлись свечи. Одну зажгли, поставили на стол.
Никитин молча вынул нож и стоя принялся щепать лучину из планок обшивки. Ломов заметил на полу полотнище двери и приставил его на место.
Таня осмотрелась кругом, вздохнула.
— Капитан, наверно, старый был, опытный… а нашелся и на него камень.
Сухие щепки ярко разгорелись. Никитин насыпал сверху угля. Скоро Феде и Сергею пришлось сбросить суконные куртки, а Таня развязала платок.
Друзья устали, переволновались, и не мудрено, что заснули, едва дожевав пирог.
Их не беспокоили глухие раскаты прибоя, гудевшие в пустом корабле, будто в раковине.
Первым проснулся Сергей Ломов. Он поднял голову и прислушался. Прибой по-прежнему бился в борта. В каюте сыро, холодно и полутемно. Бледный рассвет еле сочился сквозь иллюминатор с уцелевшим стеклом.
Ломов вышел наружу. Туман стоял стеной. Железная палуба, надстройка — все сырое, на всем осела влага. Это не удивило матроса. Какой моряк не знал, что в этих местах туманы особенно густеют под утро. И все-таки с рассветом лучше. Вот уже можно рассмотреть фок-мачту с обрывками такелажа, темные провалы трюмов…