Секрет Юлиана Отступника

— Готово, — сказал Фрэнсис. — С ходу можно перевести, как «Юлиан император приказывает, чтобы обвинения против царя иудеев были погребены во дворце одного бога». А может быть, «единого». Не слишком-то понятно, к тому же без окончаний трудно сказать что-то наверняка. Вы уверены, что не спутали склонения?

Священник не удержался от привычного подтрунивания над собеседником, и Лэнг решил, что все равно ему необходимо каким-то образом преодолеть свою скорбь.

— Declamo bona verba.

— Я вовсе не хотел сказать, что вы говорите не те слова. Просто у вас к классическому языку примешивается южный акцент, и вашу дикцию не всегда легко понять. Вы говорите… — На сей раз Лэнг точно знал, что он улыбнулся. Священник мог творить чудеса. — …ore rotundo [33], так Гораций отзывался о хороших ораторах.

— А как насчет solus dei и царя иудеев?

— Бесспорно, когда Христа распяли, Его называли в насмешку царем иудейским, но ведь фраза могла относиться и к какому-нибудь настоящему царю из Ветхого Завета — скажем, к Давиду или Соломону. Точно так же о «едином Боге» могли говорить не только христиане, но и евреи, и мусульмане.

Лэнг задумался. Потянулся, потом сказал:

— Тут возникают сложности. Ведь Юлиан отменил законы Константина, предоставлявшие христианам право исповедовать свою религию. Он ненавидел их, понимая, что они склоняют Рим отречься от исконного пантеизма [34].

— А что еще можно о нем сказать?

— Как и все образованные римляне, он любил загадки, и мне кажется, что здесь мы имеем дело с одной из них. Что такое дворец единого бога?

— В христианской концепции это могли бы быть небеса, — предположил Фрэнсис.

— Но как можно похоронить кого бы то ни было на небесах? Мне кажется, что здесь должно быть какое-то другое, более прозаическое толкование.

— Мы могли бы подробнее обсудить это за обедом у Мануэля.

И Лэнга внезапно пронзила тоска по дому; насколько он мог припомнить — впервые. Никогда еще пережаренная еда и атмосфера псевдоинтеллектуализма не казались ему в мыслях столь привлекательными. Он понял, что будет делать.

— Забронируйте для нас кабинку на послезавтрашний вечер. Я еду домой.

Глава 20

Атланта, Джорджия, станция Линдберг («МАРТА»

[35]),через два дня

Когда Лэнг вышел из поезда, организм подсказывал ему, что пора ложиться спать, хотя солнце еще и не думало заходить. Он, конечно, мог поехать на такси, но поезд из аэропорта, как он решил, будет чище, чем такси, и к тому же там ему не придется объясняться с водителем, понимающим только суахили, тутси или какие там еще есть в Африке языки и диалекты. Вероятно, думал Лэнг, городское Бюро такси, придерживаясь тех традиций, позволяющих считать Атланту Меккой для защитников гражданских прав, считали, что требовать от водителей с лицензией знания английского языка будет дискриминацией.

Поднявшись на эскалаторе, Лэнг отыскал водителя, понявшего — по крайней мере, так показалось Лэнгу, — названный адрес «Пичтри-род», и сел на заднее сиденье.

Рейлли не рассчитывал, что его кто-то будет встречать, и, уж конечно, не мог ожидать, что этим займется спецназ.

Едва такси въехало на кольцевую подъездную дорожку возле дома, как сзади возник полицейский автомобиль, а спереди дорогу перегородил полицейский же фургон. Консьерж и соседи Лэнга, испуганно разинув рты, смотрели, как десять человек в бронежилетах, шлемах и куртках с надписями, говорящими об их принадлежности к полиции, ФБР и Службе федерального маршала, нацелили десять пистолетов-пулеметов «ингрэм мак-10» на перепуганного водителя, как будто его пассажиром был сам Усама бен Ладен. Лэнг быстро оглянулся назад — как раз вовремя для того, чтобы увидеть одетого в обычный костюм худощавого чернокожего мужчину, выходившего из третьего автомобиля, не имеющего каких-либо опознавательных знаков.

Ему сразу все стало ясно, Федеративная Республика Германии официально выразила свое неудовольствие его поведением в аэропорту, оформив запрос о выдаче нарушителя.

Подняв руки, он вылез из такси.

— Рад снова встретить вас, детектив.

Морз зловеще усмехнулся и дал знак вооруженным людям.

— Не-ет, мистер Рейлли, уж поверьте, теперь мой черед радоваться. На этот раз вы увязли в неприятностях по самую задницу. У нас, у «кистоунских копов», давно уже лежит международный запрос на ваш арест; мы только ждали, когда вы заявитесь. Ну, а вы, чего и следовало ожидать, вперлись в аэропорт, как к себе домой.

Лэнг мысленно дал себе пинка. Предъявив паспорт иммиграционному контролю, он сразу же избавился от всей маскировки — от очков, ватных тампонов за щеками и корсета. В нем он казался фунтов на двадцать-тридцать тяжелее собственного веса. А одними белокурыми волосами камеры наблюдения не обмануть.

Двое полицейских грубо повернули Лэнга, заломили ему руки за спину и надели на него наручники.

Пока Рейлли обыскивали, он приветливо улыбнулся чернокожему детективу, хотя то, что он сейчас чувствовал по отношению к полицейскому, отнюдь нельзя было назвать дружелюбием и радостью от встречи.