Салман остолбенел от ужаса. Уж не наябедничал ли на него старший официант Самих за вчерашнее?
Это была их первая серьезная ссора за много лет. Карам, как всегда в понедельник, на работу не пришел. И, как всегда в отсутствие начальника, официант Дарвиш злился. У него были свои предположения, но Салман знал наверняка: Карам развлекается с любовником Бадри, у которого, как и у всех парикмахеров, в понедельник выходной. Но ведь кафе не парикмахерская!
Ссора разгорелась, лишь только последний посетитель покинул кофейню. Старший официант Самих посчитал кассу и перенес цифры с многочисленных записок в клиентскую книгу. Среди посетителей были завсегдатаи, а также некоторые лавочники в квартале, которые платили раз в неделю, а то и в месяц. Салман и Дарвиш тем временем убирались, мыли посуду, протирали пол, расставляли стулья и чистые пепельницы. Шеф не выносил грязи с утра.
Дарвиш все время задевал Салмана, будто искал с ним ссоры. В тот вечер ювелир Элиас Баракат пожаловался на высокомерие Дарвиша и потребовал, чтобы его обслуживал Салман. Самих предупреждал его не становиться поперек дороги Дарвишу, но Салман не хотел отказывать гостю. Кроме того, ювелир давал хорошие чаевые и был к тому же христианином. Последнее много значило для Салмана. Он подозревал, что мусульмане Самих и Дарвиш обращаются с посетителями-христианами намеренно грубо.
Салман обслужил ювелира и получил на чай целую лиру. «Я еще вернусь», — пообещал Баракат на прощание и добавил, что в этом кафе есть по крайней мере один воспитанный официант.
Оставшись наедине с коллегами, Салман физически почувствовал исходящую от них ненависть к нему, «свиноеду», как называл христиан Дарвиш. Самих говорил мало, больше кивал, соглашаясь с товарищем, и подстрекал его. Незадолго до полуночи Дарвиш намекнул, что Салман дорабатывает свое в постели шефа, а иначе тот давно вышвырнул бы вон такого недотепу.
Тут терпение Салмана лопнуло.
— Да ты просто завидуешь! — закричал он. — Успокойся, на мою костлявую задницу не покусится даже ворон. Карам имеет другого, куда более красивого мужчину. Но его имени я тебе не открою, хоть ты лопни от ревности.
Дарвиш поник, словно рухнувший карточный домик, и жалостливо заревел. Самих с ненавистью прошипел:
— Поклонник креста, чертово отродье! Зачем тебе понадобилось мучить его? Разве ты не знаешь, как он страдает?
Самих, в общем-то, не наушничал. Но когда начальник предложил Салману новую работу, в душу ему запало подозрение, что старый официант его сдал.
Но почему именно к каллиграфу?
Предложи ему Карам устроиться к плотнику или слесарю, и Салман не знал бы этой головной боли. Сам он не раз слышал, как Карам и особенно его любовник Бадри между собой называют Хамида Фарси хитрющим змеем и бранят его. А теперь вот шеф решил отправить Салмана именно к этому человеку. Но он не мог подробнее расспросить об этом Карама, потому что ловил их с Бадри беседы о каллиграфе урывками и чисто случайно. С некоторого времени Салман начал прислушиваться к тому, о чем сплетничают между собой эти двое, и теперь ему стали известны такие городские новости, которыми можно было удивить даже всезнающую Сару.
С тех пор как не стало Аднана, Салман редко радовал ее интересными байками. Таксист Аднан, сын Самиры, в перерывах между рейсами частенько заглядывал к ним в кафе с разными историями. Он появлялся по два-три раза на дню вплоть до самой своей смерти и всегда пил очень сладкий чай. Однажды ночью на проселочной дороге его машина врезалась в стоявший грузовик. Аднан и его пассажир скончались на месте.
И вот подвернулся такой захватывающий сериал о Караме и его любовнике Бадри! Сара буквально подсела на него и никак не могла наслушаться. Бадри был не только известным филантропом. Он состоял в таинственном объединении, именующем себя Союз чистых и борющемся с организацией под названием Лига знающих, а также с христианами и иудеями. В той Лиге каллиграф Хамид Фарси как будто играл не последнюю роль. Бадри утверждал, что члены ее двуличны, как змеи, и только с виду похожи на мусульман, в то время как в душе — враги ислама. Все они поклоняются греческим богам и спят с родными сестрами. Сара смеялась, слыша об этом, потому что терпеть не могла троих своих братьев.
— У этого Бадри хорошие мускулы, но в голове один навоз, — говорила она. — Но его роман с Карамом развивается интересно.
Сам Салман не все понимал в их отношениях. С одной стороны, Карам на дух не выносил фанатиков, с другой — никогда слова худого не сказал о «Союзе чистых», чтобы не разозлить Бадри, которому был всей душой предан. Иногда, поссорившись с Бадри, Карам плакал от тоски по нему и умолял по телефону о прощении, пока тот не переставал дуться. Карам познакомился с Бадри еще совсем молодым и уже тогда млел от каждого его прикосновения и самоотверженно выполнял все его капризы.
Сара называла любовь двуликой богиней, которая освобождает и порабощает одновременно. Она специально совершила длительную прогулку в квартал Амара, где находился задрипанный салон Бадри, и вынесла свой вердикт: