Секрет каллиграфа

На праздники родители Нуры, как и все мусульмане города, украшали свой дом цветными тканями. С балконов и окон свешивались нарядные ковры, в дверях стояли горшки и вазы с цветами. По улицам ходили процессии с песнями и танцами, фехтовальщики с саблями и бамбуковыми палками в руках демонстрировали свое искусство. Вспыхивали фейерверки, из окон на головы прохожих лилась розовая вода.

Нура давно заметила, что христиане отмечают свои торжества куда скромней, без знамен и шумных процессий. Разве колокола в их церквях били в такие дни громче обычного. Правда, некоторые из них тоже любили наряжаться. Однако никогда не устраивали ни ярмарок, ни аттракционов.

И еще Нура заметила, что христианские праздники каждый год повторялись в одни и те же дни. Рождество всегда приходилось на конец декабря, Пасху отмечали ранней весной, а Троицу в начале лета. С мусульманскими все было иначе: Рамадан мог выпасть на любое время года. В середине лета он переносился особенно тяжело. Каково при сорока градусах в тени продержаться с раннего утра и до позднего вечера без глотка воды и крошки хлеба во рту! Морис жалел Нуру. Как-то раз он открыл ей, что тоже постится втайне от всех, чтобы терпеть те же муки, что и она.

Нура навсегда запомнила тот день, когда Морис из любви к ней вызвал маленький переполох в мусульманской общине.

Тогда ей было четырнадцать, и Рамадан в тот год пришелся на август. Нура постилась и страдала. Внезапно раздался голос муэдзина, и все дружно набросились на еду. И только мать Нуры удивилась:

— Этого не может быть! Отец еще не вернулся со службы, да и пушка не выстрелила.

Через полчаса муэдзин запел снова, на этот раз под аккомпанемент пушечного выстрела. Потом появился отец, который сообщил о неправильном сигнале муэдзина, раньше времени выгнавшем людей из мечети. Нура уже знала, кто за всем этим стоит. Через час в ворота христианского дома постучались двое полицейских, а потом послышался детский крик.

Из всех праздников Нура больше всего любила двадцать седьмое число месяца Рамадан. «Это время, — говорил отец, — когда небеса раскрываются и Всевышний выслушивает желания людей». Всю свою сознательную жизнь Нура напряженно готовилась к этому дню и думала над тем, чего бы ей попросить у Бога.

Однако ни одно из ее желаний так и не исполнилось.

Похоже, Богу она не нравилась. Толстый Морис объяснил Нуре, что красивые девушки Господу точно по душе, просто Он не слышит ее голоса.

— В эту ночь взрослые взывают к Богу так громко, что у Него болит голова и Он закрывает ворота в Небо прежде, чем туда долетят молитвы детей, — объяснил Морис.

И действительно, двадцать седьмого числа месяца Рамадан отец в окружении родственников и друзей во весь голос вымаливал счастье, здоровье и прощение грехов. Наблюдая за собравшимися во дворе, Нура мысленно соглашалась с Морисом. Когда же она во весь голос попросила у Господа ведро ванильного мороженого с фисташками, взрослые только рассмеялись и потом так и не смогли сосредоточиться на молитве.

И только мать Нуры оставалась серьезной, опасаясь гнева Всевышнего. И она оказалась единственной, кто весь следующий день мучился поносом. Мать недоумевала, почему Господь наказал именно ее, ту, которая сдерживала смех посреди всеобщего неуместного веселья? Мать вообще была очень суеверна. Например, она никогда не стригла ногтей по ночам, чтобы нечистый не поразил ее кошмарными снами. И не сливала горячую воду в раковину без упоминания имени Аллаха. Иначе, полагала мать, злые духи, гнездящиеся в водопроводных трубах, будут мстить за то, что она их ошпарила.

Тем не менее с того самого дня Нуре запретили молиться вместе со взрослыми. Теперь она могла обращаться к Богу только из своей комнаты. Хотя чаще всего девочка просто лежала на кровати и смотрела в звездное небо.

Нура с детства заметила, что по праздникам ее отца охватывает какая-то непонятная грусть. Тот, чьим словам внимали в мечети сотни верующих, кого приветствовали на улицах самые уважаемые люди города, а иногда даже прерывали свои разговоры, чтобы спросить его совета, — этот человек каждый раз после праздничной молитвы чувствовал себя несчастным. Нура видела, как после службы отец ковылял к дивану, согнувшись в три погибели, потом опускался на мягкие подушки и всхлипывал, будто ребенок.

Причины она так и не узнала.

2

Несчастье, как тень, следовало за Салманом с той самой морозной февральской ночи 1937 года, когда он имел неосторожность появиться на свет. Повитуха Халима торопилась. Файза, непоседливая жена дорожного полицейского Камиля, разбудила ее тогда ради своей подруги Мариам и ее первенца. Халима прибыла в маленькую квартирку в плохом настроении и, вместо того чтобы поддержать худенькую двадцатилетнюю роженицу, принялась ворчать и пенять ей на несвоевременные схватки. А потом, словно черт решил вдруг выложить все свои козыри, появилась Ольга, старая служанка богатой семьи Фарах. И маленькая, крепкая Файза перекрестилась, потому что боялась ее дурного глаза.