Секрет королевы Маргарет (СИ)

Колин кивнул, и я, достав перо и чернила, зажгла ещё одну свечку. Мальчик сел за стол и принялся записывать длинные колонки цифр. Что ж, учёным он, конечно, уже вряд ли станет, но голодать не будет. Толкового счетовода богатые феодалы с руками оторвут.

– Не жульничай, – строго сказала я, когда он попытался достать таблицу умножения. – Считай в уме, раз забыл, сколько будет семью восемь. – Этот пример почему-то всегда вызывал у него сложности. Как и у многих школьников в той моей прошлой жизни…

Загнув рукав верхнего платья, я сняла браслет Абигейл и убрала в шкатулку. За день он сильно натёр запястье, но всё равно не сработал. Абигейл обещала, что он убережёт меня от дурного. Видимо, зря обещала...

Поправив ткань, я внезапно вспомнила о другом рукаве. Том, где спрятала записку, переданную Энтони и Джозефом. Сейчас, конечно, это уже не имело значения, но мне вдруг стало дико любопытно, что же такого важного хотела сообщить Джульетта Мейлор своей старшей дочери.

Развернув аккуратную белую трубочку, я подвинулась к огню. Почерк был бисерным. Это настораживало: обычно мать Маргарет писала крупно, но записка, несомненно, вышла из-под её пера. Слишком уж характерными были закорючки у «м» и «р». Вероятно, она пыталась уместить много текста на совсем крошечном клочке бумаги. Точно писала шпаргалку…

«Милая Мэгги! Прошу, верь своим братьям. Лэндон ни в чём не виноват. Кто угодно, но только не он. Уверена, кто-то нарочно оговорил его. Друзей во дворце у нас нет, не было и не будет. Враги повсюду. Враги даже те, кто кажутся друзьями. Не доверяй никому. Остерегайся Хэмптонов и особенно…»

А вот это особенно мне уже прочитать не дали. Дверь резко распахнулась и ударилась о стену. Как будто её открыли с ноги. На пороге стоял Леонард. На удивление, трезвый как стёклышко. От страха я похолодела. Но, к счастью, успела сунуть записку обратно в рукав.

– Выйди, – сказала я Колину. Он остался сидеть неподвижно, тогда я повысила голос: – Выйди немедленно!

Мальчик пролетел мимо короля торпедой. Сам Леонард приблизился ко мне и, схватив за горло, приложил затылком об стену. Задохнувшись, я закричала. Следующим местом моей локации стал деревянный стол, за которым только что сидел Колин. Раньше он всегда мне нравился, но сейчас так легко разлетелся в щепки, что я оказалась на полу. В глазах потемнело, и я почувствовала резкий прилив тошноты, правый бок отозвался дикой болью. От неё я взвыла. Уши с трудом различали слова Леонарда, но, кажется, он кричал: «Что ты с ней сделала?» А я молчала, потому что не понимала, о ком именно он спрашивал: о Маргарет или Бриджет? Не помню, как я оказалась на ногах. Перед глазами всё плыло. Возможно, это Леонард специально поднял меня, а затем отвесил две звонкие пощёчины.

– Что ты сделала с ней? Что сделала, спрашиваю? Какое чёртово проклятие наслала?

Я молчала и не понимала, что происходит. Чувствовала только боль и страх. Мне хотелось, чтобы он закончил это побыстрее. Всё же это было лучше, чем костёр или виселица. А потом в комнате раздались ещё голоса. Точнее, один голос. Я не была уверена, но, похоже, принадлежал он Филипу Рочестеру:

– Ваше Величество, королева не виновата! Я был вместе с ней. Нашёл её в коридоре: ей стало дурно, и я хотел вывести её в сад. А немного позже мы услышали одну из её служанок. Хильду. Она сказала второй служанке, что леди Хэмптон хочет поговорить с королевой. Только поэтому Её Величество пошла в покои Бриджет Хэмптон. И я был всё время с ней. Королева не делала ничего, чтобы могло навредить Вашей фаворитке или ребёнку. Повитуху тоже пригласила не она. По-видимому, это был чей-то сговор, потому как Хильды нигде нет. Дворцовый лекарь подтвердил наличие опухоли у леди Хэмптон до появления повитухи и королевы. Он предупреждал об отсутствие сердцебиения, но Леди Хэмптон и её дядя...

Король что-то ответил, но что именно я не расслышала, а потом провалилась в бездну.

***

Леонард сломал мне два ребра, и, судя по головокружениям и тошноте, у меня было неслабое сотрясение мозга. Как сказала Роза, три дня я пребывала в бреду и очнулась только на четвёртый. Дворцовый лекарь обвязал меня бинтами, сделанными из простыней, которые, вероятно, служили прообразом современного гипса, и запретил мыться. Рентген мне, конечно, никто сделать не мог, но лекарь поклялся на Библии, что осколков от перелома нет, поэтому в мои желудок и лёгкие ничего впиться не должно, а кости через месяц-другой будут, как новые. Мне пришлось поверить ему на слово: как акушер он, конечно, был так себе, но, может, хоть в переломах разбирается.