Его гладковыбритое лицо выглядело усталым. Поры были крупными, кожу вокруг глаз изрезало несколько мелких, но глубоких морщин, на месте соединения шеи и подбородка уже начала образовываться крупная жировая складка. Я впервые задумалась о том, сколько Леонарду лет. Тридцать? Тридцать пять? Или больше?
– Молиться мало. Что толку молиться, если мы каждый день грешим, забирая у народа последнее?
– Я уже тебе говорил, Маргарита, война будет! – Чистая лазурь его глаз опять стала тёмной. Изо рта вместе с бранными словами полетела слюна. Вскочив с кровати, он принялся ходить по комнате и размахивать руками. – Гвинед уже уничтожил Поуис и также легко уничтожит нас, а потом будет единолично править всем Уэльсом. Ты этого хочешь? Тут либо мы их, либо они нас.
Я перевела взгляд на свои ступни, обутые в мягкие овечьи тапочки.
– Почему твоего отца прозвали добрым?
– Потому что он освободил разом около двадцати бунтовщиков.
– Расскажи мне. Наверное, тогда я была маленькой, потому что совсем ничего не помню.
Леонард засмеялся. Впервые на моей памяти легко, свободно и без злобы.
– Тебя тогда вообще не было. – Он снова сел рядом со мной и уставился в потолок. – В тот год случился неурожай, и зимой начался голод. Люди пришли ко дворцу и стали просить хлеб. Отец уехал на охоту, а мать приказала всех разогнать. Ночью несколько человек принесли таран и сломали ворота. Кто-то из стражников примкнул к ним. До наших покоев с Джорджем они не добрались: отец и его охрана успели вернуться раньше. Началась резня. Тех, кто не погиб в потасовке, приговорили к повешению. Мне было четыре, но я помню, что на голову каждого успели накинуть верёвку, а потом отец приказал освободить всех и раздал хлеб.
– Это было мудро и великодушно с его стороны.
– Мудро, – Леонард снова улыбнулся, на этот раз неодобрительно. – Причину такой мудрости он раскрыл нам с Джорджем только спустя четырнадцать лет. Понесла цветочница Вайолет, и он как бы заключил сделку с Богом. Две жизни за двадцать. Чтобы Вайолет и младенца никто не тронул.
– Похоже, сделка удалась. Бунт, я так понимаю, был подавлен, а фаворитка твоего отца…
– Не богохульствуй. – Голос Леонарда опять прозвучал сурово.
Я пожала плечами.
– Как бы на его месте поступил ты?
– Я бы повесил всех.
Я посмотрела ему в глаза. Момент был подходящий. Подходящий для новой лжи, спасения и моих наполеоновских планов.
– Вот поэтому Бог и не даёт нам ребёнка.
Леонард моргнул. На его лице отразилось страдание.
– Думаешь, Элизабет нас прокляла?
Я встала и тоже прошлась по комнате.
– Я хочу создать фонд.
–
– Фонд для помощи нуждающимся. Это что-то вроде казны, но для народа. Не у всех есть деньги на лекаря. Я бы хотела устроить лечебницу при церкви и научить монахинь выхаживать больных. А ещё открыть бесплатную столовую. Не всё сразу, конечно, а постепенно. И не одна. Одной мне это никогда не осилить, поэтому я бы хотела подключить жен и дочерей богатых феодалов: Анну, Сесилию, Изабеллу, Луизу Эмберс, – при упоминании последней я поморщилась, – Кэтрин Хэмптон, мою мать и…
Леонард сначала смотрел на меня, как на умалишённую, а под конец фразы расхохотался.
– И с чего ты взяла, что они станут этим заниматься? Никто из…
Я не осталась в долгу и тоже его перебила.
– Никто из мужей не выделит средства. Это я понимаю. Лучше купить лошадей или потратить деньги на девок из дома терпимости. Но они и не нужны. У каждой из перечисленных женщин, наверняка, есть какие-то безделушки, и если ты позволишь…
Продолжая смеяться, Леонард чуть покачал головой.
– И ты думаешь, ради бедняков они продадут любимые серёжки или принесут то, что честно украли у мужей?
Я сверкнула глазами.
– Те, кто не могут помочь деньгами, нередко помогают делом.
– Надеюсь, ты не умрёшь от разочарования, когда не откликнется ни одна.
Он отвернулся и пошёл к дверям. Сосчитав мысленно до пяти, я заставила его оглянуться.
– Леонард?
– Неужели передумала?
Он снова расхохотался, я закатила глаза.
– Ты любил меня, когда мы поженились? Хотя бы немного?
– Ты же знаешь, что любил. И сейчас люблю. Если бы не любил, тебя бы уже давно здесь не было.
Последним, что я увидела, когда Леонард закрыл за собой дверь, стала промелькнувшая в проёме высокая фигура Филиппа Рочестера.
***
Следующим утром я проснулась рано. Солнце только-только успело подняться над горизонтом, а я уже разбудила Розу и приказала подать платье. Откладывать разговор с сэром Филиппом дальше было уже некуда.
Нашла я его на конюшне. Он самолично чистил щёткой лоснящегося коричневого скакуна с густой чёрной гривой и стройными ногами. На несколько секунд я засмотрелась, не смея произнести и полслова. Что-то магическое было в его руках и неспешных поглаживаниях щёткой.
– Доброе утро.
– Доброе утро. – Сэр Филипп не повернулся, продолжая чистить лошадь.
– Как его зовут?
– Ахиллес.
– Как неуязвимого героя Троянской войны? Не думала, что Вам нравятся греческие мифы.