Они посмотрели друг на друга, и между ними как будто пробежал электрический разряд. Лорен чувствовала, что ее как магнитом тянет к нему, и пыталась сопротивляться. Увы, это было бесполезно.
Она протянула руки и взяла его лицо в свои ладони. Что ни говори, а Шейн действительно был этакой паршивой овцой, чужаком, изгоем. Неудивительно, что он стал вести себя под стать своей репутации. Она нежно поцеловала его в губы, пытаясь вложить в этот поцелуй все, что не могла выразить словами.
– Спасибо, что рассказал мне, – сказала Лорен, отрываясь от его губ. Наконец она получила от него то, чего ей всегда не хватало – доверие. – Ты не боишься, что я могу что-то сказать и тем самым разрушу твою семью?
– Нет, – улыбнулся Шейн. – Ведь я тебя знаю. У тебя большое, доброе и щедрое сердце.
Ее глаза затуманились слезами.
– Почему ты решил рассказать мне это сейчас? Ты ведь сам только что сказал, что это касается лишь твоей матери и никак не связано со смертью Эбби. Ты мог бы и не рассказывать.
– Не хотел, чтобы между нами оставались какие-то секреты.
– Неужели?
Ее пульс участился от предвкушения и страха. События развивались столь стремительно, что она не успевала понять, в каком направлении. Она почти слышала слова, которые ждала от него много лет, они были готовы вот-вот сорваться с его губ… Но она не дала ему произнести их. Не сейчас. Она еще не готова.
Она поднялась на ноги и уже почти спустилась с дерева, когда он окликнул ее:
– Лорен, подожди.
Она не ответила на его просьбу и быстро зашагала прочь. Он догнал ее в конце дорожки.
– Я подкину тебя до дома.
– Я могу и пешком, здесь идти всего пару кварталов.
– Я не отпущу тебя пешком одну, тем более после того, что случилось с Марком Девлином.
– Со мной все будет в порядке, – сказала она, но Шейн не собирался от нее отставать. – Эрика Соренсен под арестом.
– Эрика, но не ее муж. Черт подери, Лорен. Ты убегаешь от меня?
– Никуда я не убегаю. Я просто иду домой.
Он схватил ее за руку и насильно остановил.
– Ты порешь чушь и сама это знаешь. Признавайся, что ты там себе думаешь?
Его требование ее обескуражило и слегка насмешило.
– Ты помнишь, сколько раз я просила тебя сказать мне, что ты думаешь, просила произнести три простых слова: «Я тебя люблю». Но ты так этого и не сделал. А когда я говорила тебе, что люблю тебя, ты смеялся, или целовал меня, или менял тему разговора. Ты не желал брать на себя никаких обязательств.
– Мне было всего восемнадцать.
– А теперь? Ты давно уже не подросток. Но что поменялось? Ты живешь на лодке. Своего дома у тебя нет. Ты можешь в любой момент, никого не предупредив, уехать снова и, наверное, так и сделаешь.
– Или же могу остаться здесь навсегда, – не согласился с ней Шейн.
– Неужели? И это говорит законченный бродяга? Не верю!
– Послушай, может, хватит обо мне? Давай лучше поговорим о тебе. Ты сама хотя бы знаешь, чего хочешь от этой жизни? – спросил он.
– Наверное, нет, – честно призналась Лорен. – Я готова остаться здесь, тем более что я нужна отцу. К тому же я вновь подружилась с Шарлоттой и Карой. Как ни странно, я вновь чувствую себя здесь как дома.
– А я? – спросил Шейн. – Как вписываюсь в твои планы я?
Лорен на миг растерялась.
– Я смотрю на тебя, и мне кажется, что все мои мечты могут сбыться. Но стоит напомнить себе, что это ты тот, кто сделал мне больно, как тяжело мне было преодолеть эту боль, сколько времени на это потребовалось, как я понимаю: второго раза не будет.
– А кто сказал, что во второй раз обязательно будет больно?
– А по-твоему, нет? Скажи честно, Шейн, ты готов ради этого изменить свои планы? Свою жизнь? – Его молчание было красноречивее всех слов. – Вот видишь.
– Да, но ведь теперь убежать собралась ты. Ты сама-то готова изменить свои планы?
– Нет, не готова. Думаю, нам нет смысла продолжать этот разговор, пока мы не знаем, как хотели бы его закончить.
Лорен вырвала руку и зашагала прочь. Тень Шейна следовала за ней по пятам до самого дома. Сам он больше не проронил ни слова. Она тоже. Лорен сказала себе, что так лучше для них обоих. Но она солгала. Ей хотелось гораздо большего.
21
Придя домой, Лорен уселась, скрестив ноги, на кровать Эбби и разложила перед собой фотографии из школьного архива. Она устала, но, несмотря на это, не могла уснуть. Она все еще не пришла в себя после признания Шейна. С трудом верилось, что он наконец нашел в себе силы это сделать. Он не только раскрыл ей себя, но и рассказал о своей семье. Одно необдуманное слово с ее стороны, и от благополучия Мюрреев не останется и следа. Но Шейн все равно пошел на этот риск.
Тогда почему ей так страшно сделать ответный шаг?
Какая-то часть ее «я» была слишком близка к ее самой заветной мечте, в то время как другая говорила, что глупо даже думать, что это признание означает, что Шейн ее любит.
Но главный вопрос заключался в другом: любит ли его она?
Теперь она знает его как взрослого мужчину, он ее – как взрослую женщину. За спиной у обоих жизненный опыт, у обоих новая жизнь, и при этом оба по-прежнему что-то значат друг для друга.