Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Естественно, следует ожидать, что обучающиеся будут сочетать разные эвристики обучения. Скажем, что касается перца чили, обучающиеся, прибегающие к конформистской передаче только при взаимодействии со старшей когортой (сортировка по критерию возраста), повышают для себя шанс перенять эту адаптивную практику. Если они убежденные конформисты, то получат адаптивный результат в ста процентах случаев.

Культурная передача самоубийства

Вероятно, вы знаете, что иногда самоубийство совершают под воздействием престижа: когда кончает с собой какая-то знаменитость, наблюдается всплеск частоты самоубийств (знаменитости, не забывайте об этом!). Такая закономерность замечена в США, Германии, Австралии, Южной Корее, Японии и других странах. Помимо престижа, на культурную передачу самоубийства влияют критерии схожести с собой. Те, кто сводит счеты с жизнью вслед за знаменитостью, как правило, соответствуют своей модели по полу, возрасту и этнической принадлежности. Более того, самоубийство знаменитости не просто служит толчком для других самоубийств. Мы знаем, что люди подражают знаменитостям, поскольку они копируют не только сам акт самоубийства, но и специфические методы – например, броситься под поезд. Но и этого мало: большинство подражательных самоубийств, вызванных самоубийствами звезд, это не трагедии, которые произошли бы все равно. Иначе в долгосрочной статистике самоубийств мы бы наблюдали спад через некоторое время после всплеска, но его не происходит25. Так что это избыточные самоубийства, которых не должно было случиться.

Все это заметно и в данных по эпидемиологии самоубийств. Начиная с 1960 года на тихоокеанских островах Микронезии началась настоящая эпидемия одинаковых самоубийств, причем чем дальше, тем отчетливее становилась закономерность. Типичной жертвой был юноша в возрасте 15–24 лет (модальный возраст – 18 лет), живущий с родителями. После ссоры с родителями или девушкой у жертвы было видение, в котором прежние самоубийцы звали его к себе (нам это известно из показаний по попыткам самоубийств). В ответ на их призыв жертва совершала самоубийство через повешение особым образом – постепенно затягивала на шее петлю, стоя в полный рост или на коленях, причем иногда это происходило в заброшенном доме. Такой способ постепенно перекрывает жертве доступ кислорода, что приводит к потере сознания, а затем к смерти. Вспышки таких самоубийств были локальными и спорадическими среди подростков и юношей, между которыми были какие-то социальные связи (закономерность, наблюдавшаяся и в других случаях). Иногда можно проследить искру, из которой разгорелась эпидемия, например самоубийство известного богатого наследника 29 лет. В 75 % случаев у жертвы раньше не наблюдалось ни депрессии, ни суицидальных настроений. Интересно, что эпидемии самоубийств в Микронезии ограничивались лишь двумя этническими группами – труками и маршалльцами26. Здесь мы видим, что на распространение самоубийств влияли и престиж, и сходство с собой, в том числе по полу и этнической принадлежности.

Большинство людей не станут копировать самоубийство, однако именно в этой сфере особенно видно, какое мощное воздействие могут оказывать наши способности к культурному обучению и как они влияют на общие социальные закономерности. Если люди могут через культурное обучение перенимать даже способы самоубийства, непонятно, до каких пределов распространяется власть культуры над нашим видом. Подражание самоубийству подчеркивает, как сильна наша склонность к подражанию, и означает, что при определенных условиях мы способны через культурное обучение перенимать практики, которые в большинстве ситуаций естественный отбор старается непосредственно искоренить. Если люди подражают поступкам, которые настолько противоречат их собственным интересам, равно как и интересам их генов, только вообразите, с какой охотой мы перенимаем через культуру все то, что обходится не так дорого!

Мы вправе ожидать, что естественный отбор помимо способов выбора моделей для культурного обучения снабдил нас психологическими предпосылками для выбора тематических областей, в которых мы стремимся приобретать знания. Их список мы можем угадать заранее, поскольку они, скорее всего, играли важную роль на протяжении длительных периодов эволюционной истории нашего вида: это пища, огонь, съедобные растения, животные, орудия, социальные нормы, этнические группы, репутация (сплетни). Вероятно, естественный отбор поощрял внимание и интерес к этим областям, а также предвзятость в рассуждениях, которая приводила к тому, что сведения о них легче выучивались и лучше запоминались. В следующих главах мы исследуем, как культурно-генетическая коэволюция способствовала появлению некоторых специализированных когнитивных способностей, или механизмов тематической избирательности, и рассмотрим основные группы свидетельств в пользу этой гипотезы.

Зачем нужна ментализация?

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Как изменить мир к лучшему
Как изменить мир к лучшему

Альберт Эйнштейн – самый известный ученый XX века, физик-теоретик, создатель теории относительности, лауреат Нобелевской премии по физике – был еще и крупнейшим общественным деятелем, писателем, автором около 150 книг и статей в области истории, философии, политики и т.д.В книгу, представленную вашему вниманию, вошли наиболее значительные публицистические произведения А. Эйнштейна. С присущей ему гениальностью автор подвергает глубокому анализу политико-социальную систему Запада, отмечая как ее достоинства, так и недостатки. Эйнштейн дает свое видение будущего мировой цивилизации и предлагает способы ее изменения к лучшему.

Альберт Эйнштейн

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Политика / Образование и наука / Документальное