Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее

Все это высокоумные термины из области когнитивистики, однако за ними стоят интуитивно понятные идеи. Применяя сущностные категории, обучающиеся имплицитно предполагают, что принадлежность к категории (скажем, “кошки”) – результат наличия какой-то скрытой глубинной сущности, общей для всех членов. Эту сущность невозможно уничтожить поверхностными изменениями. Предположим, вы делаете кошке пластическую операцию, а потом раскрашиваете ее так, что теперь она выглядит в точности как скунс. Кто это – кошка или скунс? Или какое-то новое животное – скунсокошка, котоскунс? И дети, и взрослые обычно говорят, что это по-прежнему кошка, которая сейчас выглядит как скунс. Однако если стол разобрать и собрать из этих деталей стул, никто не думает, что это по-прежнему стол. Он “есть” то, что он “делает”! Применяя индукцию, основанную на категориях, обучающиеся легко экстраполируют сведения об одной кошке на всех кошек: если вы видели, что Феликс на все готов ради кошачьей мяты, вы легко делаете вывод, что все кошки отреагируют на кошачью мяту подобным образом. Эти сущностные категории по мере развития и культурной эволюции организуются во все более сложные иерархические таксономии, как показано на илл. 5.4. Учет подобных таксономий позволяет людям при помощи индукции, основанной на категориях, применять свои знания об одной категории, скажем, “шимпанзе”, чтобы делать выводы о других категориях. Насколько полагаться на подобные умозаключения, зависит от отношений в ментальной таксономии человека. Допустим, зная какой-то факт о шимпанзе (например, что они выкармливают своих детенышей молоком), человек может уверенно предположить, что и волчицы, наверное, выкармливают молоком своих волчат, поскольку и те и другие – млекопитающие. Дерево отношений позволяет нам также пользоваться таксономическим наследованием: обучающиеся знают, что одна из их категорий высшего уровня, например “птицы”, обладает особыми чертами (птицы кладут яйца, и у них полые кости). Затем, столкнувшись с новым типом птиц, скажем, увидев малиновку, они могут легко предположить, что она, вероятно, кладет яйца и у нее полые кости, и им не нужно будет эксплицитно выяснять эти факты о малиновках²⁹.

В различных малых сообществах такие паттерны мышления оказались весьма единообразными, однако стоит отметить, что в фолк-биологической психологии западных городских популяций наблюдаются некоторые отклонения. В малых сообществах люди, как правило, пользуются фокальными категориями – “малиновка”, “волк”, “шимпанзе”, – и дети изучают их первыми (см. илл. 5.4). Однако городские дети и студенты университетов, которых, как правило, изучают психологи, пользуются так называемыми категориями уровня форм жизни – “птица”, “рыба”. Более того, городские жители склонны отталкиваться в рассуждениях от того, что они знают о людях, и экстраполировать это на другие виды, вместо того чтобы помещать людей на надлежащее место в таксономии и обращаться с ними как с остальными животными. Сравнительные исследования детей майя, а также американцев из сельской местности показывают, в чем тут дело: городские дети получают очень мало культурной информации о растениях и животных, поэтому единственные живые существа, о которых они много знают, – это люди. В сущности, урбанизированные западные фолк-биологические системы так плохо работают из-за скудости вводных данных в ходе когнитивного развития³⁰.

Эта мощная когнитивная система организует огромный корпус сведений, которые отдельные люди постепенно, за всю жизнь набирают как через культурную передачу, так и на личном опыте³¹. Естественно, большинство знаний о растениях и животных, которыми обладают люди, попадает к ним через культурную передачу.

Чтобы увидеть, как действует эта система, рассмотрим реакцию очень маленьких детей на незнакомые растения. У растений постоянно встречаются острые шипы, едкие масла, жгучие листья и ядовитые соки, и все это возникло в ходе эволюции, чтобы отпугивать животных вроде нас. Учитывая широкую географическую распространенность нашего вида и разнообразное использование растений в пищу, в качестве лекарств и в строительстве, мы должны от природы быть настроены как на изучение растений, так и на уклонение от их опасных свойств. Чтобы исследовать эту гипотезу в лаборатории, психологи Анни Верц и Карен Уинн сначала дали детям от 8 месяцев до полутора лет возможность потрогать незнакомые растения (базилик и петрушку) и разные артефакты, как незнакомые, так и привычные, вроде деревянных ложек и маленьких лампочек.