Секрет политшинели

В голове моей мелькнул луч надежды. Для меня открылся спасительный выход. Почему бы мне не сказать ему правду? Да я с удовольствием! Кроме факта моей самовольной отлучки, я ведь ничего дурного не совершил и даже в мыслях не имел… А сам этот факт полковнику известен… Я уже раскрыл было рот… Но тут вдруг неожиданная мысль, будто тормоз, легла на мой язык. «Он же не поверит моему рассказу, – подумал я. – То, что я собираюсь говорить – как вчера после обстрела города провел день в тревоге, как потом колебался на каждом отрезке пути, ехать дальше или завернуть назад, как наконец решился «слетать» туда и обратно, – прозвучит фальшиво. Слишком уж все это будет выглядеть благостно, слишком невинно». Было ясно, что полковник ждет от меня правдивого признания в чем-то предосудительном. Мне показалось, что я угадал, какого именно признания он от меня ожидает… И я стал сочинять.

– Ехал я тут на днях на велосипеде. Под вечер. В свободное время…

– Видел. Гонял ты тут мимо окна. Делать тебе нечего. Дальше.

– Доехал до Средней Рогатки. Хотел уже завернуть обратно, как вдруг вижу – женщина идет…

– Так я и знал! – воскликнул полковник, ударив по столу протезом в черной перчатке, который для этого сначала приподнял другой рукой. – Ох, молодежь, молодежь! Стоило на три километра от передовой отойти, и как будто уже войны нет!.. Ну, дальше.

– Проехал я немного с нею рядом. Заговорил. Потом слез с велосипеда. Прошелся с ней немного.

– Что за женщина?

– Гражданская.

– Возраст какой?

– Не молодая уже, лет двадцать пять.

– Старуха, значит. Интересные у тебя понятия!

– Ну, разговорились. Когда стали прощаться, она меня к себе пригласила. Как раз на вчерашний день. Недалеко тут живет, на Международном проспекте. «Приходите, – говорит, – я буду дома одна. Подруга уйдет на работу».

– Довольно откровенно.

– Стал я вчера с утра думать, как бы съездить. Хотел отпроситься у командира полка. Стыдно было для такого дела отпрашиваться.

– Да уж. Не очень красиво.

– Понял я, что язык не повернется… Ну и отправился без разрешения. Надеялся, что обернусь незаметно. Раз-раз. Туда-сюда, и все…

– «Раз-раз», «туда-сюда» – ну и выражения! Это он первый раз к женщине едет! Что взял с собой?

– Хлеба. Масла брусок. Банки всякие – сгущенку, колбасу… Ну и спирта бутылочку.

– Ну, правильно. Дальше что?

– Поехал. Приехал. Поднялся. Постучал. Звонок не работает. Она дома была. Открыла. Здравствуйте, говорит. И я поздоровался…

– Зачем эти мелочи?!

– Она скатерть на стол постелила…

– Неужели скатерть? – полковник иронически улыбнулся.

– Да, – сказал я нетвердо, испугавшись, что говорю что-то не то.

– А что же можно еще на стол постелить? Простыню, что ли?! Зачем такую чепуху рассказывать?! Дальше!

– Поставила она стопки. Селедка у нее была карточная…

Я видел, что полковник опять хмурится, но никак не мог обойтись без подробностей, предчувствуя, что скоро именно с подробностями меня и затрет.

– Сели, значит, за стол. Выпили по стопке спирта.

– Неразведенного?

– Да. Запили водой.

– Потом что?

Перейти к этому проклятому «потом» я никак не мог. Рассказ мой безнадежно забуксовал около стола.

– Потом еще по одной стопке выпили.

– Ну?

– Потом по третьей…

– Ты что, алкоголик, что ли? – с удивлением посмотрел на меня полковник.

– Я?! Нет, что вы! Я в рот не беру… Это я тут для храбрости…

– Ну и помогло? Расхрабрился?

– Еще как! Я такую речь произнес…

– Речь? Какую еще речь?!

– Насчет тяжести войны. О чувстве одиночества. Не хватает, мол, женской ласки. А сколько проживешь на свете, и не знаешь…

– Ну и ну! До чего убогая у тебя фантазия! – воскликнул полковник, не подозревая, как метко попадали в точку его слова. – «Ах, какой я бедненький, несчастненький, как мне на войне тошно, пожалейте меня, мадам…». И это боевой офицер! Тьфу! Неужели тебя с души не воротило такие речи произносить?!

– Конечно, дурацкие слова. Теперь я понимаю… А тогда под влиянием спирта…

– А она все это радостно выслушивала?

– Так ведь тоже под влиянием спирта…

– Ах, так. Ну да… Потом что?

– Потом она ко мне подошла. Стала меня обнимать… Произнося эти слова, я понимал, что возвожу напраслину на выдуманную мною женщину, но иначе никак не рассказывалось.

– Она? Сама первая? Видно, изголодалась по ласке… – полковник понимающе и сочувственно покачал головой. – Ну и что же? Женщина-то хорошая была?

– Не помню. Все как в тумане было… Из-за спирта, наверное.

– Ну и недотепа же ты, Мухин! Разве можно было столько пить? Полстопки – не больше. Учти на будущее.

– Слушаюсь, товарищ полковник.

– Продолжай.

– Ну потом мы с ней опять за столом оказались и опять по стопке выпили.

– Нет, ты все-таки алкоголик, – сказал полковник. – Я прикажу за тобой последить!

– Потом я попрощался и поехал в часть.

– Так скоро? «Мавр сделал свое дело – мавр может уходить». Так, что ли?

– А как же еще? Я и так вон в каком положении оказался… А если бы еще дольше отсутствовал… Нет уж… Я ей прямо сказал: «Извините, у меня служба. Я из-за вас, возможно, буду иметь большие неприятности».