Секрет политшинели

Ход сообщения на данном участке был самым длинным на нашем фронте. Тянулся он, как я уже говорил, километров на семь. Глубина его была чуть меньше человеческого роста. Ширина – метра полтора. По этой узкой, выкопанной в промерзшей земле «улице» шло движение в обе стороны. К передовой двигалось пополнение. Роты повзводно трусят внаклонку. Солдаты то и дело спотыкаются, задевая стволами винтовок земляные стены, а то, невзначай, идущих впереди. Бойцы хозвзводов, тяжело пригибаясь на каждом шагу, несут на плечах огромные термосы с пищей. Навстречу на волокушах тянут раненых. В обоих направлениях спешат в прямом смысле этого слова – на полусогнутых связные с пакетами, бредут почтальоны с мешками писем. Встречным в траншее трудно расходиться. Особенно с термосами и волокушами. Особенно с теми, кто потолще. И вообще, долго идти в этакой тесноте, да еще внаклонку – нелегко. Но ничего не поделаешь! Немало смельчаков, не пожелавших ползти кротами по земляному ходу и в нарушение приказа зашагавших поверху, лежит теперь в снегу по обе стороны траншеи. То тут, то там торчат из-под снега скрюченные руки, как бы простертые в предупреждение живым… И только самый уязвимый, самый ценный груз – боеприпасы – подвозят к передовым частям поверху. Грузовики идут, правда, только по ночам, через редкий лесок, километрах в двух от хода сообщения. И бывают же чудеса – до сих пор не случилось ни одного попадания в машины, груженные снарядами или минами. Как говорят по этому поводу остряки, «по закону физики снаряд в снаряд попасть не может, так как одинаково заряженные тела отталкиваются».

* * *

Ход сообщения был с достаточной точностью нанесен на карты фашистских артиллеристов. Вражеские самолеты сфотографировали его с воздуха. Но прямое попадание в узкую нитку траншеи было почти исключено. У фашистов, однако, имелся способ добираться до тех, кто идет по траншее. В небе над ней то и дело вспыхивали разрывы шрапнели. Облачка светлого дыма плыли над ходом сообщения, а вниз дождем сыпалась начинка шрапнельных снарядов. Большинство раскаленных «капель» этого дождя проливалось опять же над пространством справа и слева от хода сообщения. Но часть из них все же ранила и убивала шедших по нему людей. Мертвых тотчас поднимали из траншеи и откатывали от ее краев – кого подальше, кого поближе, – а по ночам хоронили. Тяжелораненых оттаскивали до ближайшего «кармана», отрытого нарочно для таких случаев. Оттуда их забирали санитары с волокушами. Легкораненые брели в тыл сами или продолжали путь в свою часть…

Я шел по траншее злой как черт. «Негодяи, – думал я о виновниках злоупотреблений, вызвавших такую тревогу. – Мародерствуют, жрут там за погибших… Или, чего доброго, выменивают излишки продовольствия на водку… И вот из-за этих жуликов я должен брести здесь ночью, в мороз, согнувшись в три погибели… Брести куда-то на самые кулички фронта!»

На этот раз – я знал это твердо – смягчать ничего не буду. Во-первых, сам характер злоупотребления уж больно гадкий. Кто же не знает, что ленинградцы, рабочие, стоящие по 12-14 часов у станков, наши матери, жены, дети все еще ощущают нужду в продовольствии. Да и бойцам, месяцами безвылазно живущим в промерзших окопах, все еще не хватает необходимого числа калорий. И в этих условиях пропивать или втридорога продавать хлеб и другое продовольствие, получая его на убитых товарищей, – преступление, не заслуживающее никакого оправдания!

Мысленно я уже составлял текст рапорта, который, помимо доклада по телефону, будет направлен командующему фронтом: «Факт злоупотребления вскрыт. Меры приняты. Виновные отданы под суд военного трибунала. На их непосредственных начальников наложены взыскания. Боеспособность роты восстановлена полностью. Политотдел армии, опираясь на подчиненные ему политорганы подразделений, а также на армейскую и дивизионную печать, использует данный факт в своей воспитательной работе среди бойцов и командиров…».

На командном пункте полка, а затем и на командном пункте батальона я не сообщал об истинной цели моего прихода. Сказал, что должен уточнить на штабной карте расположение передовых частей. Подобную ложь приходилось в отдельных случаях пускать в ход, чтобы не вызвать в связи с приходом порученца из штаба армии переполох, а главное – чтобы избавиться от сопровождения вышестоящими начальниками в подчиненные им роты и батальоны.

В штабе батальона мне указали направление и ориентиры, по которым следовало идти в роту капитана Федотова. Тут же меня предупредили, что противник простреливает пространство между батальоном и ротой из тяжелых пулеметов. Шальная очередь может прилететь в любой момент, поэтому двигаться до расположения роты необходимо только ползком.