Секрет политшинели

Когда Капитонов вышел на улицу, он увидел спину своего недавнего собеседника. Бежал тот с трудом, еле-еле, но бежал. Перед самым углом прохожий оглянулся. Через мгновение он скрылся за поворотом. Капитонов пожал плечами и пошел своей дорогой к Невскому. Теперь ему было недалеко идти. Литейный проспект просматривался отсюда, от угла Невского, насквозь, до самого Литейного моста. Капитонов еще не мог различить свой дом там, впереди, с левой стороны. Но он уже как бы видел его, он ощущал его в строю других домов проспекта. Во всяком случае он уже знал теперь, что его дом цел. Тем острее охватило его беспокойство за своих близких. Как они там? Живы ли? Мать ведь очень плоха. Может быть, ее уже нет, а сестра не решается написать об этом?

На середине заметенного снегом Невского его снова кто-то осторожно тронул за рукав. Капитонов увидел того же прохожего.

– Извините. Ради бога, извините. Мозги, видно, тоже худеют от голода. Помутилось вот в голове. Решил, что вы хотите меня забрать.

– Куда забрать? – не понял Капитонов.

– Ну арестовать, что ли. За спекуляцию часами. Я же говорю, помутилось в мозгах… Потом очнулся. Одумался. Еле догнал вас. Извините. Как я мог так подумать?! Сам не пойму.

– Не за что извиняться. Идите домой. Ждет ведь вас дочь.

– Сейчас пойду. Мне недалеко… Только прошу вас, очень прошу… Лучше всего – если бы взяли вы часы. Но я понял – вы не возьмете… Дайте мне адрес вашей матери. Мне он нужен…

– Зачем?

– Не знаю. Пока не знаю зачем именно… Но если не дадите, пойду за вами – узнаю, где она живет.

Капитонов расстегнул полевую сумку, вынул последнее письмо из дома и оторвал от конверта полоску с обратным адресом.

– Вот, возьмите…

Следующий раз Капитонова отпустили домой через два месяца. Теперь он ехал по городу на трамвае. Ехал и не мог нарадоваться тому, что пошел в Ленинграде трамвай. Радовался его веселым, бодрым звонкам. В них звучало что-то весеннее, задорное. Да ведь не зря и раздавались звонки. На улицах было много пешеходов. Вдоль всего маршрута трудились женщины. Одеты они были все по-разному – кто в телогрейках, кто в зимних пальто с меховыми воротниками… Платки, шляпы, армейские шапки-ушанки. Женщины скалывали ломами лед, сгребали снег и, впрягшись тройками и четверками в большие фанерные щиты, стаскивали сколотый лед и снег к берегам рек и каналов. Слышались громкие голоса и смех.

Трамвай несколько раз останавливался из-за артобстрела. Пассажиры вбегали в ближайшие подворотни и подъезды. С воем пролетали снаряды. Враг тоже знал, что жизнь вернулась на улицы осажденного им города.

И дома, в их комнате, стало теперь совсем иначе. Маскировочная штора поднята. С окна сняты подушки и одеяла. А на кухне идет вода.

Мать и сестра, хоть и ходят по квартире в ватниках, в теплых платках и в перчатках, выглядят совсем не так, как в том страшном феврале. Тогда он застал их полуживыми, почерневшими, замотанными в бесчисленные одежки. Они говорили только о еде, не верили, что сумеют выжить. Мать передвигалась по комнате, держась за стены, за холодную трубу «буржуйки», протянутую к окну, за уцелевшую мебель… Теперь все это было позади.

Окидывая взглядом посветлевшую комнату, Капитонов вдруг заметил на буфете знакомый серый мешок с красной вышивкой. Он взял его в руки и прочитал: «Валя К. 4 «а». 1936 год».

– Мама, откуда здесь этот мешок?

– То есть как откуда? – удивилась мать. – Я думала, ты знаешь… Приходил тут с месяц назад один человек. Принес этот мешок полный отрубей. Сказал, что это от тебя. Мы обрадовались. Время еще было такое тяжелое! Очень нам пригодились тогда эти отруби.

– А больше он ничего не говорил? О себе, о дочке?

– О дочке? Нет, не говорил. Я поняла, что он одинокий… Насчет мешка этого был разговор. Мы хотели пересыпать отруби и отдать ему мешок. А он сказал – не надо, пусть, мол, останется вашему сыну на память.

Капитонов взял в руки мешок, расправил его и молча смотрел на красные ровные буквы вышивки…

– Обещал, что еще к нам придет, если чем-нибудь разживется, – добавила сестра. – Но больше не приходил.

– Как его зовут-то? Что за человек? – спросила мать. – Мы тогда его и не спросили…

– И я не спросил, – ответил Капитонов. – Какой-то человек… Ленинградец… Встретились однажды на улице…

«ПРАВДУ! НИЧЕГО, КРОМЕ ПРАВДЫ!!» 3 Рассказ

Говоря откровенно, нахожусь в некотором колебании – рассказывать эту историю или не стоит. Вы, наверное, про подвиг какой-нибудь хотите услышать. А я такой «подвиг» учинил, что и вспоминать неудобно. Правда, по глупости. Как говорится, по молодости лет. Впрочем, тогда, в сорок втором, мне уже двадцать стукнуло. Люди в таком возрасте, бывало, ротами командовали. Недалеко и за примером ходить. Я сам как раз в то время и был назначен командиром роты. Точнее – временно исполняющим должность… Ну, я чувствую, что уже начал рассказывать. Тогда по порядку.

Июль в сорок втором стоял сухой и жаркий. Пошел уже второй месяц, как наша дивизия на отдыхе и переформировке. Штаб и некоторые подразделения расположились на территории мясокомбината.