Секрет рисовальщика

— Совершенно верно. Было поздно. И они решили остаться ночевать у Кащея.

— Простите, у кого? — поднял голос говорящий. — Вы что же это, капитан, меня совсем за дурака принимаете! Какой еще к черту Кащей?

Я давился от смеха, при этом еще и вытирая слезы.

— Может, еще тот самый Кащей, у которого смерть в яйце?

— Нет! — вдруг строгим тоном заявил Стриж. — У этого в яйцах была вся сила!

Я не выдержал и заржал во весь голос. Однако, как выяснилось, я был не единственным, кто вот уже добрые двадцать минут прислушивался к тому, как наш капитан дурачит приезжего. Сгрудившись на скамейке у окошка, веселились все находившиеся в доме.

В лагерь мы вернулись только утром следующего дня. Как нам стало известно, за время нашего отсутствия ничего необычного и нового там не произошло. Таежная «Несси» наотрез отказывалась всплывать. Тем сильнее было нетерпение сослуживцев услышать наши новости. Конечно, никто из них даже не мог и предполагать, что эти новости могут быть такими трагическими. Кащей успел полюбиться всем, и его потеря была невосполнимой. Всегда тяжело, когда уходит из жизни хороший человек. Вдвойне тяжело, когда гибнет талантливая личность. Капитан Стриж, на этот раз по-деловому и без отступлений пересказал все, что услышал от Галкина об исчезновении Астафьева в памятный вечер.

Со слов майора, они играли с лейтенантом в карты до тех пор, пока не вернулся из деревни Кащей. Галкин не выпускал Астафьева из виду даже в том случае, когда последний выходил на крыльцо покурить. Однако сопровождать его повсюду он все же не мог. И поэтому, когда лейтенант изъявил желание сходить по нужде, был вынужден положиться на волю рока. Астафьев долго не возвращался, а потом стало ясно, что он исчез. Идти и искать его одному, да еще и ночью, было, по меньшей мере, не совсем разумно. И все-таки, если учесть, что пока лейтенант мог свободно перемещаться, и ничто не было в силах его остановить, Галкин решился отправиться на поиски. Нехорошее предчувствие и страх за возможные жертвы среди местного населения не давали ему покоя. Посоветовав Кащею запереться в своей избушке, Галкин ушел в темноту. Несколько раз майору казалось, что он слышит крадущиеся шаги. И он останавливался, чтобы определить направление, откуда они слышались, но всякий раз убеждался, что виной всему было, скорее всего, его расшалившееся воображение. Через час поисков Галкин вышел к крайним домам на востоке села. От избушки Кащея теперь его отделяла не только сама деревня, но еще и неширокий массив леса, словно длинный язык выдающийся вперед. Так что между крайними деревенскими огородами, с их покосившимися и почерневшими от времени заборами, оставалось достаточно места лишь для протоптанной скотиной дорожки. Галкин присел на корточки и стал размышлять. И тут он услышал шум. Кто-то с большой скоростью бежал в его направлении. Галкин резко развернулся и громко крикнул «Стоять! Буду стрелять!» Но так как шум быстро приближался, и это было единственной реакцией на его окрик, Галкин открыл огонь. После первых двух выстрелов навалилась тишина. А потом что-то огромное метнулось в сторону буквально в нескольких шагах от замершего майора. Тот снова выстрелил. А десятью минутами позже Галкин услышал приближающиеся голоса Синицына и Стрижа.

Потом несколько нескладно о своих переживаниях поведал я. И закончил повествования о наших похождениях лейтенант Синицын. Он почему-то особенно задержался на описании сорванного со стены выключателя.

Вся последующая неделя прошла в терпеливом наблюдении за озером, однако в раскрытии его тайны мы не продвинулись ни на шаг. Оно все так же мерцало по ночам и радовало нас своей чистой улыбкой в светлое время суток. Но, за исключением четырех довольно крупных щук, мы так и не смогли извлечь из его глубин что-либо действительно стоящее. На восьмой день из лесу вышел майор Галкин. Он пожелал нам всем доброго дня и коротко справился, все ли в порядке. После чего прямиком отправился в свою палатку. Мне он показался уставшим, а поэтому меня бы ничуть не удивило, если бы наш командир просто завалился спать. Видимо, так оно и было, ибо, когда Галкин появился снова, что-то около четырех часов дня, выглядел он посвежевшим. Он самодовольно потирал руки и поминутно осматривался по сторонам. Потом быстро перелистал книги, в которые заносились замеры и показания со всех приборов. Затем недолго побеседовал со Стрижом, Журавлевым, Синицыным и только после этого заговорил во всеуслышанье:

— Ну что, друзья-товарищи, работой я вашей доволен, — сказал он и, помолчав, добавил с усмешкой: — Хотя результаты хреновые. Но, видимо, в этой луже и вправду ничего нет. А если так, то завтра нас здесь уже не будет.

— Товарищ майор, — обратился к нему Щеглицкий, — уж очень срок маленький. После неполных двух недель изучения объекта трудно утверждать, что сделано все возможное. Мы вон даже запланированных исследований еще не закончили.

Старшему прапорщику явно нравилось здесь, на природе.