Альбом открывался женским портретом, выписанным скупо, любовно и четко: большие черные глаза, высокие скулы, маленький нежный рот, словно созданный для поцелуев. В углу неровным детским почерком было написано: «Сабина, любовь моя». «Феликс! – закричала я, позабыв, что в таком храме искусств нужно соблюдать тишину - Посмотри, что я нашла!» Феликс подбежал, зажимая локтем какую-то книгу, поглядел через мое плечо и ахнул: «Ну и имя - Васька Пикассо!» – «При чем тут имя? Ты глянь – может быть, это портрет нашей Сабины?» – «Об этом можно спросить только твою Лину». – «Тогда пошли звонить!»
Мы наспех купили обе книги, мою – за три рубля, Феликсову «Воспоминания, сновидения, размышления» Карла Густава Юнга за 230 рублей, и галопом помчались в гостиницу, разбрызгивая лужи. В номере мы быстро сбросили мокрые туфли и носки, влезли под одеяло и начали названивать Лине. Задача оказалась непростой - на карточке было три телефонных номера, из которых один не отвечал, второй был факс, а третий после долгого перепева гудков произнес официальным женским голосом: «Резиденция Марата Столярова». Испуганная стальной неумолимостью этого голоса, я робко попросила к телефону Лину Викторовну.
«Она устала и прилегла отдохнуть», – неумолимо оборвал меня голос, но я устояла и попросила позвать Марата. «Кто его спрашивает?» – сурово уточнил голос. Я, робко покосившись на Феликса, промямлила: «Скажите, Лилька золотая ручка», и тут же вылетела из кровати, подгоняемая мощным пинком в зад. «Ты и Марату золотая ручка?» – прорычал Феликс, вмиг утратив всю свою европейскую вежливость. На выяснение отношений времени не осталось, потому что Марат уже взял трубку: «Чего тебе надо?» – спросил он самым хамским тоном.
«Пожалуйста, немедленно позови маму». – «Тебе же сказали: она устала и прилегла отдохнуть». – «Ты скажи ей, что это по поводу Сабины, и увидишь, что она тут же придет в себя». – «Расскажешь ей это через три дня в аэропорту». – «Послушай, если ты не подзовешь ее сейчас же к телефону, она никогда тебе этого не простит».
Не знаю, чем бы это кончилось, если бы в комнату не вошла Лина. «Это Лилька? – спросила она. - Дай-ка мне трубку!» После этого все мигом уладилось: Марат, сердито ворча, выдал ей машину с шофером, а потом передумал и решил сам нас сопровождать. Пока они собирались и добирались, мне пришлось потратить немало сил и времени, чтобы уговорить Феликса, что золотая ручка – это всего-навсего моя всенародная лабораторная кличка, и даже пустить в ход эту самую золотую ручку, чтобы смягчить его окончательно.
Несмотря на все трудности, к их приезду мы были уже умыты, одеты и причесаны, осталась только проблема мокрых туфель, которые не удалось высушить. Но умница Лина позаботилась об этом и привезла для нас обоих конфискованные во дворце Марата лыжные ботинки. Феликсу ботинки Марата подошли в самый раз, а в ботинках Маратовой жены я просто утонула. Пришлось надеть старые домашние туфли, для виду отороченные мехом.
Когда Лина вошла в номер, мы с замиранием сердца выложили на стол мой трехрублевый альбом. Ее не столько потряс портрет Сабины – что это портрет Сабины, у нее ни на миг не возникло сомнения, - сколько колонна зимних безлистных деревьев на фоне белого снежного поля. Она схватилась за сердце, задохнулась и прошептала: «Откуда эта картина? Она же у меня на глазах сгорела вместе с домом!»
“Вам знакома эта картина?” – не поверил Феликс. “Она шесть лет висела у нас на стене, после того, как я сказала, что нельзя оставлять на стене пустые места от сожженных фотографий». – “Кому ты это сказала?” – спросил Марат. “Всем – Сабине, Ренате и Павлу Наумовичу”. – “И сколько тебе тогда было лет?” Лина на секунду задумалась: “Семь. Да, да мне уже исполнилось семь!” – “И они тебя послушались?” – “Ну да! Они вытащили из ящика папку с картинами и выбрали эту и эту, – она ткнула пальцем в речной причал с лодкой, - и вставили их в рамки от фотографий”. – “А фотографии куда девали?” – “Сожгли в кухонной плите, которую затопили специально, чтобы сжечь фотографии, хоть стояла страшная жара”.
Тут Марат, всегда казавшийся мне образцом выдержки, побледнел и упал в кресло: «Может, кто-нибудь объяснит мне, что все это значит? Или я схожу с ума? Я знаком со своей мамой почти пятьдесят лет, но никогда не слышал ни о сожженных фотографиях, ни о сгоревшем доме, ни о каких-то Ренате и Сабине, которые выполнили приказ семилетней дурочки!» – «Не такая уж я была дурочка, когда дала им этот совет, - совет, а не приказ».
“Нет, нет, что-то тут не так! Она приехала из Нью-Йорка сама не своя. Что вы там с нею сделали?” – “Только не мы, а фильм в киноклубе “Форум” – резонно возразил Феликс. “Какой к черту Форум?” – взвыл Марат. Мне показалось, что он ищет повод ударить Феликса, и я быстро вмешалась: “Вот что, давайте поедем к этому таинственному Пикассо и все у него выясним”. – “А куда ехать? – спросил Марат. – Вы знаете его адрес?” Оказалось, что об адресе никто не подумал. “Может, он давно умер?” – предположил Феликс, но Лина тряхнула головой: “Я чувствую, что он жив”.