Секрет (СИ)

ТУМАН: Дым, осталось 12 дней до Дня Х.

Я: Вряд ли я забуду даже без твоих напоминаний.

Двенадцать дней. И главное: я же сам это придумал.

ТУМАН: Ну и как тебе мой халатик?

Бросаю взгляд на часы: семь тридцать. Еще не очень поздно, но…

Я: Отличный халатик, Туман, только теперь мне придется тебя убить, пока ты не разболтала, что Клейман носит женские шмотки.

ТУМАН: Ты улыбаешься сейчас?

Я: Ничуть. Пакую в черный мусорный пакет изоленту и бельевую веревку.

Смотрю на себя в зеркало: на роже ухмылка. Я ведусь все на это, как пацан.

ТУМАН: Последнее желание для приговоренной предусмотрено, господин Важный Адвокат?)))

Я: Нет, приговоренная, ты доигралась.

ТУМАН: Свяжите меня, господин Важный адвокат *представь, что я произнесла это с придыханием*

Снова смотрю на часы.

Нет. Точно нет.

Я: Доберешься за тридцать минут? В девять тридцать отправлю тебя домой.

Я все-таки это написал.

ТУМАН: Кажется, я прыгнула в такси в домашних тапочках)))

Не удивлюсь, если в самом деле приедет в домашних тапочках.

И так, что в итоге? За окнами темно, у меня стоит так, что самое время забивать гвозди и я только что пригласил в гости малышку, от который рвет крышу. И эта малышка даже не скрывает, что собирается заставить меня нарушить еще одно мною же созданное табу: запрет на секс до ее девятнадцатилетия. Запрет на поцелуи я благополучно провалил.

******

Конечно же, Таня не успевает за тридцать минут: в час пик она неизбежно застряла бы в пробке. Но за это время успеваю принять душ, забросить вещи в стиралку и критично оценить содержимое своего холодильника. Я не то, чтобы мастер готовить, но могу справится с мясом и какими-то простыми «мужскими» блюдами. Но сейчас на это нет времени, так что на помощь приходят конфеты и фрукты. Как раз заканчиваю разделывать ананас, когда слышу звук проворачивающегося в замке ключа. Честно говоря, был уверен, что туман позвонит, но даже рад ее инициативе, потому что руки прилично испачканы: разделывать ананасы я не большой мастер.

Таня стоит в коридоре и зеленые глаза жгут меня из глубины капюшона с меховой оторочкой. На всякий случай опускаю взгляд на ее ноги, с облегчением выдыхаю: она все-таки обулась в сапоги.

— Я подумала, что заболеть сейчас было бы очень неинтересно, - понимает мой взгляд Туман и быстро стряхивает с плеч куртку.

Я выразительно показываю на свои руки, но малышке все равно: несется и выпрыгивает мне на шею, чуть не валит с ног. Только чудом сохраняю равновесие и, стараясь не испачкать ее одежду, поддерживаю ее под задницу одной ладонью.

— Теперь на твоих джинсах будут следы преступления, - говорю в ее восторженно улыбающееся лицо.

— Хочу знать подробности, раз уж мы теперь в одной лодке, подельничек, - подыгрывает она.

Делаю хищное лицо, клацаю зубами у нее перед носом, но она и не думает отклоняться.

— Я только что прикончил ананас, малышка, - стараясь подражать голову гангстера, «сознаюсь я».

— Дело тянет на электрический стул, малыш, - изображая раскрепощенную подружку мафиози, подмигивает Таня.

Она ведь понятия не имеет, что я впервые в жизни играю с женщиной, и мы не в постели и это не игра из разряда «непослушная ученица». Это просто мы, и «просто мы» за секунду состряпали диалог, под напором которого отступает вся накопившаяся за последние дни усталость.

— Я не обнимала тебя три дня, - шепчет мне на ухо Туман. – Очень сильно соскучилась по тебе. В моем сердце радужный мыльный раствор, и кто-то дует в него через трубочку, потому что у меня под кожей миллиарды пузырьков счастья, и в каждом твое имя. Мне хочется просочиться тебе под кожу

Никто никогда не говорил мне ничего и близко похожего.

И дело даже не в словах.

Дело в том, с какой интонацией она их произносит.

Я прижимаю ее спиной к стене, фиксирую своей грудью и, пока Таня снова не начала говорить, хрипло отвечаю:

— Двенадцать дней, Туман, а потом ты будешь моя всю ночь.

— Повтори еще раз, - жмурится она, податливо откидывает голову.

— Хочу тебя трахнуть, малышка.

Она так невыносимо дико ерзает в моих руках, что напоминает бракованную петарду, которая просто вертится на земле со скоростью реактивной юлы.

— Неприемлемая формулировка? – уточняю на всякий случай.

Таня выразительно колотит пятками по моей пояснице.

— Неприемлемые двенадцать дней, Дым.

Она делает все, чтобы показать злость, но я вовремя беру себя в руки и спускаю малышку на пол, чуть не в спину выпроваживая в сторону ванны мыть руки. Сам ухожу на кухню, упираюсь ладонями в столешницу и начинаю хаотично перебирать в голове всякие юридические термины, кадры из фильмов ужасов и прочую хрень, лишь бы успокоиться.

Молодец, Клейман, понадеялся на выдержку и фору в тринадцать лет опыта. Опускаю взгляд на свои домашние полотняные штаны. Хрен тебе, а не фора: Туман уделала за минуту, а впереди еще целый час.

Сам не знаю как, но все-таки беру себя в руки, раскладываю ананас на большое блюдо к другим фруктам и ставлю чайник.