Обычно, когда между нами возникает напряженная ситуация, я отделываюсь шутками. Мы все же сестры, пусть и с десятилетней разницей в возрасте, и нам положено иногда шипеть друг на друга. Но сейчас у меня полная душа слез и отчаяния, и я даже говорить нормально не способна, не то, что юморить. Даже чтобы сгладить парочку острых углов.
— Я и не думала, что ты их украла, - обижается Нина. – Просто хочу, чтобы ты не забывала думать головой, Ребенок. Сердце плохой советчик.
Она оттаивает и обнимает меня, чмокая в макушку. Несколько минут мы сидим в полной тишине, а потом я задаю свой самый болезненный вопрос:
— Он тебе очень нравится, да?
— Он? – переспрашивает сестра, отстраняясь. То, как Нина прикусывает губу и вдруг берет из корзинки яблоко, хоть она их не любит, говорит о многом.
— Все видели, как вы шушукались за столом, - подсказываю я.
Нина нервно смеется, откусывает и энергично жует, вряд ли чувствуя хоть тень вкуса. Потом издает тяжелый вдох.
— Ты же видела его, Ребенок, - грустно улыбается, глядя вслед давно ушедшему Антону. – Как он может не нравится.
«Видела! И еще целовала! И он меня поцеловал!» - кричу в ответ, проклиная себя за этот вопрос. Одно дело просто догадываться, что нам нравится один и тот же мужчина – это меня, как бы, ни к чему не обязывает. И совсем другое – услышать о симпатии от нее самой.
Теперь мы с ней не покупательницы, случайно схватившие на распродаже одно платье.
Теперь мы Грифиндор и Слизерин в схватке за золотой снитч. И я, кажется, именно нечестный Слизерин.
Глава пятая: Антон
Я ставлю на стол шампанское, извиняюсь за то, что вынужден всех покинуть и сваливаю на верхний этаж.
Спать.
Я нормально не спал, кажется, целую вечность, в перед самыми праздниками вообще максиму по три часа в сутки. Утром мне за руль, а я хорошо знаю свои пределы возможного, и если в голове не прояснится еще хоть немного, то вряд ли уеду дальше первого столба.
Теплый душ окончательно расслабляет, и я кулем валюсь в кровать. Даже не хватает сил укрыться.
Будильник в телефоне срабатывает в пять тридцать. Я никогда не валяюсь в постели ни минутой больше, поэтому выключаю назойливую трель и пытаюсь сесть, но вдруг соображаю, что, кажется, лежу в постели не один. Опускаю взгляд на живот – там обнимающие меня женские руки. И я даже знаю, чьи это руки, потому что на запястье одной – мои часы. Первая мысль в голове: хорошо, что я вчера нашел силы надеть футболку и домашние штаны, потому что обычно я сплю вообще в одних трусах.
Ночная гостья немного возится у меня за спиной, вздыхает. Чувствую громкое сопенье мне в лопатки. Кое-как, чтобы не разбудит, разворачиваюсь сперва на бок, потом – лицом к Тане. Даже во сне она пытается меня поймать: шарит вокруг себя, натыкается на футболку у меня на груди, сжимает ткань в кулаках и расслабленно выдыхает.
Блин, меня так вырубило, что даже не услышал, как она пришла.
Что вообще в голове у этой девчонки? Странно, что нас до сих пор не нашли вдвоем в одной постели.
И, как по заказу, ручка двери опускается вниз.
Я пытаюсь отодвинуться.
Ручка снова ходит ходуном, но дверь не поддается. Только через секунду замечаю повернутую в вертикальное положение защелку. Бросаю взгляд на спящую Туман и с трудом подавляю желание врезать ей по заднице: значит, она все предусмотрела и подстраховалась. Умница.
Кто бы там не ломился в мою комнату, он уходит ни с чем.
А Таня сонно хлопает глазами, поднимает взгляд по моей груди, останавливается у меня на губах. Улыбается, пододвигаясь так плотно, что мне либо нужно позорно сбегать, либо поддаваться натиску ее ног, которые она ловко переплетает с моими.
— Доброе утро, - тянет за футболку, но я слишком большой для нее, так что попытки сдвинуть меня с места туман с треском проваливает.
— Я точно не давал повода думать, что ты можешь лезть ко мне в постель, - говорю довольно грубо, потому что чувствую себя… странно.
У меня утренний стояк, а если она придвинется еще ближе, то… блин.
— Это не твоя постель. – Таня закрывает глаза.
— Ты придираешься к формулировкам.
— А ты большой, и теплый, - убивает меня наповал. – Я испугалась грозы.
Мы оба понимаем, что она просто валяет дурака. Но я продолжаю лежать рядом и разглядывать веснушки у нее на щеках.
Было бы ей хотя бы двадцать и не была бы она Тумановой… Хотя, я вообще не связываюсь с женщинами младше двадцати пяти. Обычно к этому возрасту они уже успевают попробовать других мужчин, другие отношения и другой секс, знают, чего хотят и не выкатывают глаза от предложения заняться анальным сексом, например.
Я с силой разжимаю ее кулаки, поднимаюсь и ловлю зеленый взгляд у себя на животе. И ниже.
Тонкие домашние штаны, конечно, вообще ни хрена не скрывают, но я не пацан, чтобы стесняться. Поэтому скрещиваю руки на груди и выразительно жду ответную реакцию. Надо сказать, не без интереса жду.
Туман быстро краснеет от смущения, нервно сглатывает.
— Ого, - все, на что она способна.
Ну, собственно, а чего ты ожидал, старина Клейман, от восемнадцатилетнего невинного ребенка?