Именно тогда Герасим впервые увидел Татарина и испугался, потому как пес стоял возле кровати Сильвестра Васильевича, не произнося ни звука, лишь оголив свои огромные клыки. Казалось, что он сейчас растерзает любого, кто встанет на его пути или подойдет к охраняемой им территории.
– Это свои, Татарин, – буркнул Пират, и собака тотчас успокоилась, а подойдя, даже потыкалась своим мокрым носом в Геру, словно бы проверяя, точно ли свой. – Теперь он тебя не тронет, – добавил грустно Сильвестр Васильевич.
Ночью никто не стал разговаривать и рассказывать Герасиму, что произошло с дедом. Только Вовка в полусне как-то сочувственно пробормотал на его многочисленные вопросы:
– Деда больше нет.
Герасим даже хотел обидеться на него, но видя, как у того моментально, лишь только он принял горизонтальное положение, закрылись глаза, простил так называемого родственника.
Татарин, хоть и считал теперь всех в комнате своими, но выбрал в хозяева все же Пирата. Вот и сейчас он лежал под утренними лучами и всхлипывал, как казалось Герасиму, именно возле кровати спящего преподавателя.
Раннее летнее солнце уже встало и без условностей и бликов освещало еще спящую землю.
– Хороший пес, – услышал Гера над ухом и вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним уселся заспанный Вовка. После сна он был взъерошенный и какой-то смешной, уже почти родной человек, чрезвычайно быстро став таковым.
– А у вас есть собаки? – задал неожиданный вопрос Герасим.
– Конечно, – просто ответил Вовка. – Но у нас нет бездомных собак, у каждой есть свой дом. В России уголовно наказуемо бросать свою собаку или кошку на улице.
– Эт правильно, – одобрил Гера. – Все как писал Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приучили.
Вовка молча кивнул, подтверждая слова Герасима.
Теперь они уже вдвоем гладили Татарина, словно проводили какой-то тайный обряд, и от этого им обоим становилось на душе теплее.
– А у тебя есть какой-то знак? – спросил Гера Вовку. – Ну, чтоб было понятно, что ты из будущего. Не знаю, билет, например, в прошлое у вас выдают?
– Вот, – тот протянул руку. На ней был странный браслет из черной кожи, а по центру красовалась узорная буква «Р» выбитая золотом. Таких украшений Герасим никогда не видел, он и вправду смотрелся как вещь из другого мира.
– «Р» – это Россия? – проявил сообразительность Гера, а Вовка в ответ лишь кивнул, и по этому молчаливому ответу стало понятно, что разговаривать об этом родственник не хочет. Герасиму стало неудобно, словно бы он не сдержал слово не спрашивать про будущее, поэтому сам решил перевести тему.
– Ко мне вчера Ева приходила, – сказал он.
– А эта, хорошенькая шатенка с конским хвостом и голубыми глазами? – спросил Вовка, облегченно вздохнув, видимо, от того, что неудобные вопросы у Геры закончились. – Красивая, – добавил он улыбаясь.
Гера немного растерялся и даже сказал не то, что хотел:
– Какая же она красивая, она смешная.
– Ты это глупости говоришь, – вздохнул тяжело Вовка, – потому что не видишь истинной красоты. Вы сейчас все смотрите на оболочку, интернет навязал вам ненастоящие идеалы, и вы все под них меряете. Мы же в России будущего научились смотреть внутрь. Девочка умная и смелая, душа у нее чистая, ты попробуй, посмотри на нее внимательно. Какие красивые глаза. Конечно, они не выделены так ярко косметикой, как у Настасьи, но если к ним приглядеться, они сияют.
Гера не нашелся, что ответить, и промолчал, пообещав себе в следующий раз обязательно посмотреть на глаза Евы повнимательней.
– Так вот, она мне сказала, что видела монаха, и Влад его тоже видел в ночь перед тем, как утонуть. Более того, она уверяет, что Влад пытался выяснить, не ребята ли его пугают, и по их реакции понял, что не они, и даже испугался, – проговорил Гера и сам почувствовал, как это глупо звучит со стороны.
– Интересно, – задумался Вовка и даже улыбнулся, чего не делал со вчерашнего вечера.
– А я ведь тебе говорил и им говорил, а они все мне не верили. Есть монах, потому, как и легенда не просто так существует, под легендой обязательно что-то должно крыться. Вовка, что мне делать? Подсказывай давай, – прошептал Герасим. – Я хочу быстрее отсюда сбежать. Монах не оставит свою охоту, твои три дня истекут, и я останусь один на один с проблемой. А там так на себя злиться начну, что впаду в депрессию и запью, и тогда уже не будет ни деда твоего, ни тебя соответственно. Так что если хочешь жить пора нам начинать действовать.
– У тебя, Герасим, непереносимость алкоголя, – сказал Вовка, улыбаясь. – И хватит уже меня проверять. Видишь, думаю я, как нам лучше поступить. Наверное, вначале надо с ребятами поговорить. Знают они что-то, но не говорят. Сильвестру дед перед смертью хотел что-то сообщить, что-то такое, чем сам был очень расстроен, но не успел.
– Так что с дедом? – спросил Герасим. Этот вопрос мучил его всю ночь.