Секрет тропиканки

Облитые золотом, по золотому морю плыли Рут и Маркус прямо к солнцу, что постепенно погружалось в воду.

Когда яхта причалила к берегу, было уже темно. Причалила она к чудесному островку, на котором светился окнами дом, кивали головками цветы.

— Что это за чудо, Маркус? — спросила изумленная Рут.

— Этот остров принадлежит одному моему другу, а сейчас он принадлежит нам. Остров нашей любви, — тихо шептал Маркус, ведя свою Рут к приветливому дому.

— А мне все-таки кажется, что я сплю и вижу тебя во сне, — вздохнула Рут.

— Ты будешь спать и видеть во сне бессонную ночь, нашу с тобой ночь, моя девочка! — прошептал ей в ответ Маркус.

И была ночь, ночь любви, и был день с золотым солнцем, песком и чудесным морем, в котором они купались и потом ловили рыбу. Серебристые рыбки будто сами плыли к Рут, и она вытаскивала их одну за другой.

— Просто чудо какое-то! — восхищался Маркус. — У меня так не получается.

— Не забывай, что я — дочь рыбака, — засмеялась в ответ Рут. — Папа всему меня научил. Как ты думаешь, они не очень там волнуются?

— Зная, что ты со мной? Да они спокойнее сегодняшнего моря! — заявил Маркус, — Они же знают, что я тебя похитил, и похитил навсегда.

— Неужели мы могли потеряться? — вздрогнув, спросила Рут.

— Нет, — уверенно ответил Маркус, — не могли. Я всегда знал, что мы с тобой будем вместе, потому что верю в силу любви.

— А куда мы отправимся дальше? — спросила Рут.

— Не имеет значения. Вслед за нашими мечтами, — ответил Маркус.

— За нашей звездой, — подхватила Рут.

— Моя звезда — ты, — тихо сказал Маркус, беря ее на руки.

Они вернулись в Понтал-де-Арейа на следующий день. Вернулись как раз вовремя, чтобы успеть проститься с Тоньу. Вечный мечтатель Тоньу уходил вместе с бродячим цирком, который сегодня сворачивал свой шатер.

Глоринья немало поплакала, прежде чем решилась отпустить брата. Но что она могла поделать? Тоньу манили к себе дальние страны, а цирковая семья успела привязаться к доброму чудаку за то долгое время, что прожила в маленьком теплом приморском городке.

Полюбил циркачей и Тоньу, а еще больше полюбил он цирк. Его трудную и всегда праздничную работу, запах человеческого и лошадиного пота, опилки арены, громкую музыку и яркие вечерние огни.

И у Тоньу была чудесная лошадка — белый жеребец, верный его друг. На нем он и собирался странствовать, с ним собирался и выступать. Вот только Тоньу еще не решил, будет ли его номер смешной клоунадой или опасной джигитовкой.

Провожать Тоньу вышел весь поселок. Оказалось, что без чудака и фантазера городок опустеет и потускнеет. Многим будет недоставать Тоньу Лунатика.

Трогательным и грустным было прощание Тоньу с Алзирой, а произошло оно накануне вечером.

Алзира до последнего момента не верила, что Тоньу уйдет вместе с цирком. Она пришла к нему в мастерскую, сидела и разглядывала скульптуры.

Совсем недавно Тоньу сделал моряка Маруджу, который все-таки вышел в море, чтобы найти акулу, которая сделала его калекой. И похоже, вместо акулы он нашел в море свою смерть, потому что лодку потом прибило к берегу, а Маруджу исчез.

Поселок вспомнил о нем незлым словом: несчастный это был человек, с покалеченным телом, покалеченной душой и судьбой. Мир праху его!

А Тоньу сделал его бюст, потому что помнил добром моряка — кто, как не он, подтвердил его догадки о смерти отца? И потом они вместе добивались справедливости.

Посмотрев на Маруджу, Алзира подошла к последней работе Тоньу, еще закрытой большой тряпкой.

— Можно? — спросила она, берясь за конец.

Тоньу кивнул. Алзира сдернула тряпку и увидела самого Тоньу. Он смотрел на нее, слегка склонив к плечу голову, как смотрел обычно, и чуть заметно улыбался.

И вот тут она поняла, что Тоньу действительно собирается уходить. Иначе никогда бы не стал он делать своего скульптурного портрета. Ведь он лепил только тех, кого уже нет в поселке…

— Ты и вправду уходишь? — спросила она.

— Да, худышка, — отозвался он ласково.

— А можно и мне с тобой? — спросила она.

— Нет. Ты же не циркачка.

— Но я могла бы стать твоей женой, — отважно ответила Алзира: чего ей было стесняться, раз в этот час решалась ее судьба.

— Нет, худышка, это невозможно, — печально ответил Лунатик, — я люблю одну только Рут, а тебя, твое доброе сердце буду всегда и всюду вспоминать. Но любовь у меня одна на всю жизнь.

— Не оставляй меня, Тоньу! Я-то ведь тебя люблю, — жалобно, по-детски попросила Алзира.

— Ты любишь свою мечту, худышка, и однажды она сбудется, и ты будешь счастлива. А я приду когда-нибудь со своим цирком и порадуюсь твоему счастью.

— Подари мне хотя бы этот бюст, — попросила Алзира.

— Возьми, — засмеялся Тоньу.

И Алзира благоговейно прикоснулась к глиняной щеке Тоньу, как если бы он был живой.

И вот теперь Тоньу уходил, и весь поселок вышел его провожать. Тоньу уже собрался вскочить на лошадь, как вдруг из толпы вышли Ду Карму и Тонна, в руках у них было что-то необыкновенно пестрое, яркое. И это пестрое чудо они протянули ему.

Пестрой оказалась сказочно-прекрасная попона для лошади.