Эмили не упоминает, что Чарли ложится спать в семь, тогда как итальянские дети обычно не спят до полуночи.
– Я часто вижу вашу дочь на пьяцце, – продолжает священник.
– Сиену? – спрашивает Эмили, и сердце у нее падает. – Да. Вполне может быть.
– Она красивая девочка, – говорит дон Анджело с куда большим энтузиазмом, чем про фреску. – Она провожает Джанкарло из
– Провожает? Ах да. Думаю, что да.
– Он хороший мальчик. Диковатый, но хороший.
– Да, – соглашается Эмили без особого энтузиазма.
– Так вот. Вы приезжаете в город на
– Вы ни разу не были на
– О, мы были, – говорит Эмили немного обиженно, – в прошлом году.
Она вспоминает, что в то время у них гостили клиенты Пола из Германии, которых они взяли с собой в город посмотреть фейерверки. Хельмут записал двухчасовое видео и до сих пор развлекает им жителей Висбадена.
– Нет, не на пару часов. И не с какими-то
Эмили удивлена. Откуда мог священник знать, как они провели
–
Эмили смотрит на него с сомнением. Она помнит гигантское барбекю на пьяцце, достаточно большое, чтобы зажарить целую свинью. Помнит женщин, которые готовили стейки с поркеттой[31] как настоящие профессионалки. Она чувствует себя польщенной, но в то же время немного оскорбленной тем, что ее пригласили к ним присоединиться.
– Я… я не знаю как, – говорит она наконец. – Я… я вообще-то писатель…
Ее объяснения прерываются воем из глубины дома.
– Чарли! – Она вскакивает на ноги. Сиена, которая неохотно согласилась присматривать за братом, врывается в поле зрения, держа Чарли у бедра. Он орет, лицо красное. – Чарли! Малыш! Что случилось?
– Его что-то ужалило, – говорит запыхавшаяся Сиена. – Я не знаю что.
Боковым зрением Эмили замечает, как дон Анджело сбегает по ступенькам террасы и пробирается сквозь заросший травой садик. Через пару минут он возвращается с какими-то листьями в руке. Он резко хватает Чарли за ногу и прикладывает листья к коже.
На секунду повисает молчание. В воздухе начинает витать пряный запах. И Чарли, которого на полпути между матерью и сестрой держит за ногу незнакомец в черном костюме, перестает плакать.
–
– Я сегодня познакомилась со священником, – рассказывает Эмили за ужином Пэрис.
– Я знаю, – говорит Пэрис. – Я видела его в окно.
Она берет крошечный кусочек хлеба и разрезает на два треугольника. Только минуту спустя до Эмили доходит смысл слов дочери.
– Что? Ты видела, как Чарли поранился, и не спустилась вниз?
Пэрис вздыхает, делая из хлеба танграм[32].
– Он не поранился. Его ужалили. В любом случае ведьмодоктор его вылечил.
Эмили смеется, но затем говорит серьезно:
– Он не ведьмодоктор, но довольно пугающий. Кажется, он о нас все знает.
– Например? – спрашивает Сиена, которая одной рукой отправляет сообщения, а другой ест.
– Например, он знал, что ты встречаешься с Джанкарло. Кажется, одобряет.
– Класс, – Сиена выглядит довольной. – Может, расскажет маме Джанни. Уверена, я ей не нравлюсь.
– Ох, матери и сыновья, – туманно говорит Эмили. – Уверена, с Чарли я буду вести себя так же.
Сиена и Пэрис переглядываются. Чарли только что отправили в кровать на несколько часов позже, чем положено, – гораздо позднее, чем
Но Эмили все еще думает о священнике.
– Он довольно забавно выглядит, этот маленький человечек, – говорит она. – Но что-то в нем не так. Эти его темные глаза. Как будто он может заглянуть прямо в душу.
– Он пытался убедить тебя ходить в церковь? – спрашивает Сиена.
– Не то чтобы убедить. Кажется, его больше беспокоило, что мы не ходим в город по вечерам.
– Я хожу.
– Да, я знаю. И он тоже. Он хочет, чтобы мы пошли на Феррагосто. И чтобы я помогла с готовкой.
Сиена с Пэрис грубо смеются. Семья Эмили не всегда ценит ее эксперименты с провинциальной итальянской кухней. Сегодня они едят пиццу из КООПа. Эмили вызывающе жует их собственный салат с листьями, погрызенными гусеницами.
– Я иду на