Секрет Высоцкого

Дупак выходит к зрителям. Зрители в зале. Он выводит Высоцкого.

— Дорогие наши гости... Мы должны перед вами глубоко извиниться... Все наши усилия, усилия врачей, самого артиста В. — исполнителя роли Галилея, восстановить голос ни к чему не привели. Артист Высоцкий болен, он совершенно без голоса, и спектакль «Галилей» сегодня не пойдет. (В зале крики: «Пить надо меньше... петь надо больше!» — какая-то чушь.) Вместо этого мы вам покажем нашу новую работу — «Тартюф», которую еще никто не видел. (Аплодисменты, крики восторга.) Для этого, чтобы поставить оформление «Тартюфа» и разобрать «Галилея», мы просим оставить зрительный зал на 20 минут. Через 20 минут начнется спектакль господина Мольера «Тартюф».

Что-то пытался сказать Володя. «Вы меня слышите?» — я только и успел разобрать. В общем, позор. Никому Володя уже не был нужен, публика была при почти скандале. Ей давали «Тартюфа», и она была счастлива — все-таки это ведь исключительный случай, артист Высоцкий вышел извиняться, ему можно было выразить из зала свое «фэ». Перед ней (публикой) расшаркались и сейчас покажут премьеру, а пока она с шумом повскакала с мест и кинулась в буфет.

Весь театр начал растаскивать по углам «Галилея» и тащить «Тартюфа», как на абордаж, каждый пытался что-нибудь развязать, растащить, завязать, приволочь — публика в буфете, ее нельзя задерживать.

А Володя ушел с Татьяной, его встретил пьяный Евдокимов, обхамил Татьяну, она вернулась в театр, где шла премьера. Спектакль шел в лучшем виденном мной варианте — Зайчик был на самой высокой высоте. После спектакля открыли шампанское.

Володя накануне был очень пьян после «10 дней» и какой-то бабе старой на улице говорил, что он «располосует себе вены, и тогда все будут довольны». Говорил про Есенина, старуха, пытаясь утешить, очень обижала: «Есенин умер, но его помнят все, а вас никто не будет помнить» и т. д. Было ужасно больно и противно все это слушать.

Мы все виноваты в чем-то. Почему нас нет рядом, когда ему плохо? Кто ему нужен, кто может зализать душу его, что творится в ней — никто не знает. Господи!!! Помоги ему и нам всем!!! Я за него тебя прошу, не дай погибнуть ему, не навлекай беды на всех нас!!!

14.11.1968

Завтра опять в 6 подъем и съемка ответственной финальной сцены — «Посадка на лошадь»[39], и я не могу рисковать. Я еле стою на ногах, а если не посплю, у меня будут красные глаза. Только бы завтра не подвел Высота.

Смотрели генералы наш почти фильм. Сразу стали критиковать, и в основном меня, мою игру. Зам. министра сказал, что «ты меня извини, но вот этот Рябой[40], он тебя перекрыл... он сильнее, умнее... У тебя философия зыбкая... Истина, власть — тут что-то ты запутался, а у него все ясно». Они перепутали сценарные недочеты с моими.

15.11.1968

Снимали посадку на лошадь. С утра Володя был в форме, потом дошел. Как появляется компания киношных артистов — туши свет.

18.11.1968

У Полоки обсуждали план письма в ЦК коллектива артистов, работающих по созданию киноленты «Величие и крах дома Ксидиас». Ему инкриминируется, что мы, артисты, работали под каким-то гипнозом, он затуманил нам мозги и мы бессознательно поддались его формалистическим тенденциям. Хотел Полока или нет, но в картине заняты лучшие артисты ведущих театров, от лауреата Ленинской премии Толубеева до артистов с Таганки —Высоцкого и Золотухина.

21.11.1968

19-го во время «Послушайте!» состоялась беседа Высоцкого с шефом, где шеф ему пригрозил вдруг: «Если ты не будешь нормально работать, я добьюсь у Романова[41], что тебе вообще запретят сниматься, и выгоню из театра по статье».

Володя не играет с 8 ноября. Последний раз он играл Керенского. Сегодня «Пугачев». Завтра «Галилей». Господи, сделай, чтобы все было хорошо.

23.11.1968

Вечер. После «Галилея». Володя без голоса, но в порядке. Вывешена репетиция «Галилея», говорят, Сева Шестаков[42] и даже Хмель. Дай Бог! Но мне жаль Володьку, к нему плевое отношение. Но ничего не выходит, надо укреплять позиции. Театр колотит от фокусов премьеров. Никто, кроме шефа, не виноват в этом. Если он стоит на принципах сознательного артистического общества, нельзя одним и тем же потрафлять, надо растить артистов, давать хоть какие-то надежды попасть в премьеры и другим. Вообще я устал и пишу черт знает что. Каждый должен думать о своей судьбе сам, разумеется, не делая большого разрыва между собой и интересами театра.

24.11.1968

З. Высоковский[43] в яблочко Петровичу сказал:

— Раньше вам было далеко не все равно, кто будет играть Шен Те[44], теперь вам все равно, кто будет играть Галилея.

25.11.1968