Секрет запретных ночей

Айла взглянула на часы и была потрясена тем, что они с Андреасом проговорили столько часов напролет. В конце ужина у них был десерт из пропитанной медом пахлавы и густого кофе.

– Почему ты решила изучать историю Древней Греции? – спросил он, потягивая узо, от которого Айла отказалась.

– Многое в современной культуре создано под влиянием древних цивилизаций, и греческая литература, философия, астрономия и медицина все еще оказывают огромное влияние на нашу жизнь сегодня. Когда мне было шестнадцать лет, я побывала вместе со школой в Микенах. Мы тогда делали проект о бронзовом веке, и меня это все зацепило.

– Я уверен, что с твоей квалификацией ты сможешь продолжать работать в Греции.

Айла могла бы сказать, что хочет отвезти Лукаса в Англию. Но она понимала, что будет только зря сотрясать воздух. Андреас считал, что его сын должен расти в Греции, а она сама больше всего на свете хотела, чтобы Лукас мог видеть своего отца каждый день.

– Я бы хотела пойти работать, когда Лукас подрастет. Но он так быстро растет, и сейчас я не хочу пропустить ни одного дня его взросления. – Она прикусила губу, чувствуя себя виноватой, что Андреас не видел Лукаса в первые месяцы после рождения. – Я была расстроена, когда ты отказался признать, что я могу быть беременна от тебя, – хрипло сказала она. – Я думала, ты не хочешь видеть Лукаса, как мой отец когда‑то.

Андреас перегнулся через стол и посмотрел ей в глаза.

– Я смог убедить тебя в том, что я готов отдать жизнь за Лукаса? Я абсолютно точно намерен стать прекрасным отцом для него. – От захвативших его эмоций голос Андреаса стал ниже. – Я люблю своего сына и сделаю все для того, чтобы он знал, насколько он мне дорог.

Слова Андреаса были всем, о чем только можно было мечтать, подумала Айла. Ну, не совсем всем, поправилась она, когда он встал и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Их пальцы соприкоснулись, тепло его руки и пряный запах его лосьона опьяняли ее, она так остро ощущала его рядом с собой, что от этого ей было больно.

– Если ты замерзла, мы можем пойти в дом, – сказал он, заметив, что она дрожит.

– Я еще не хочу идти внутрь. Вечер такой чудесный. – Айла подошла к балюстраде и посмотрела на мерцавшее в лунном свете море, видневшееся за садом. Не так давно она поспешила бы прочь от него, слишком напуганная чувствами, которые он пробуждал в ней. Она бы не осталась с ним после того, как поймала на себе его голодный взгляд. Но она устала быть трусихой. Она знала, что он хочет ее, и жаждала оказаться в его объятиях и в его постели. – Я не хочу, чтобы этот вечер заканчивался, – прошептала Айла.

– Ну, пока что ему не обязательно заканчиваться. – От его улыбки ее сердце забилось чаще. Ей казалось, что оно колотится о грудную клетку. – Что бы ты еще хотела сейчас? Принести тебе еще что‑нибудь выпить?

– Я хочу тебя, – прошептала она, теряя самообладание.

Он стиснул зубы, но не приблизился к ней.

– Если ты говоришь это лишь из чувства благодарности за то, что я устроил тебе празднование дня рождения…

– Это не так. – Она не знала, что сделать, чтобы он понял, что до боли нужен ей. Со стоном отчаяния она обвила руками его шею и сказала: – Поцелуй меня. Пожалуйста. Если ты этого не сделаешь, мне кажется, я умру.

– В таком случае… – пробурчал он, прежде чем наклонился к ее губам, и поцеловал ее со всепоглощающей страстью, потрясшей ее до глубины души.

Внутри ее вспыхнуло пламя, она прижалась к нему, дрожа от возбуждения, и обнаружила твердое доказательство того, что и он чувствует то же самое.

Андреас положил руку ей на грудь, поглаживая подушечкой большого пальца ее набухший сосок так, что он затвердел еще больше, и она застонала от удовольствия. Прошел целый год с тех пор, как он показал ей, на что способно ее тело, и сейчас все ее существо охватило раскаленное добела пламя.

– Ты сводишь меня с ума, – пробормотал он. Его желание было очевидно, и это наполняло ее ликованием.

Она скучала по нему. Это было безумием, ведь они провели так мало времени вместе, и было это год назад. Но все это время она не могла не думать о нем, хоть это и казалось мучением для нее. Когда оторвался от ее губ, он тяжело дышал, и на его щеке дрогнул нерв. Его голубые глаза потемнели и стали почти черными, в них читался голод, который вытеснил из головы Айлы все, кроме ее отчаянного желания броситься в его объятия и сгореть в неистовой страсти, обещанной его поцелуем.

Ведомая старым как мир инстинктом, она положила руки на его рубашку и почувствовала сквозь шелк обжигающий жар его тела. Ей этого было недостаточно, и она расстегнула пуговицы и провела ладонями по его обнаженной груди, наслаждаясь ощущением от прикосновений к его шелковистой коже.