Секрет Жермены

Он с удовольствием думал о возвращении к любимой работе, и его нисколько не прельщала бездельная жизнь богачей.

— Это очень глупая жизнь, называемая широкой! — говорил юноша.

Так как друзья остались почти без сантима, а Жермена и ее сестры не могли рассчитывать быстро найти надомную работу, решили, что Бобино немедля пойдет на прежнее трудовое место, может быть, его возьмут обратно.

Матис работал в красильне, что находилась в том же доме, где они жили, и Бобино просил приятеля присматривать за князем и ни в коем случае не позволять ему выходить на улицу. Вплоть до применения силы.

— Вплоть до применения силы, — повторил Матис, поглядев на свои руки борца. — Можешь не сомневаться, приказ будет выполнен.

— До свиданья и спасибо тебе, старина!

— Не за что благодарить! Ты знаешь, что мы с женой всегда готовы тебе помочь.

Выйдя на улицу, Бобино сразу почувствовал, что за домом установлен надзор, но кто, где и как следит, не стал выяснять. Сейчас было важнее избавиться от персонального шпика, наверняка к нему приставленного.

Было ясно, что преследователи скоро от них не отвяжутся, будут глазеть и таскаться за каждым, выяснять, кто куда пойдет и, вообще, как они живут.

Надо было, чтобы его поход на работу ни в коем случае не был прослежен.

Как настоящий парижанин, Бобино знал в городе все ходы и выходы и поэтому спокойно отправился пешком. Возле Обсерватории он сел в омнибус и заметил, что сейчас же вослед вошел человек, одетый как зажиточный рабочий, и устроился рядом.

Бобино краешком глаза посмотрел и, убедившись, что сосед нисколько не похож ни на месье де Шамбое, ни на типа, увязавшегося за ними в Марселе, подумал, а почему, собственно, это не может быть обыкновенный житель столицы, никакого отношения не имеющий к тем двум.

Через некоторое время появился еще пассажир, потом третий, постепенно весь империал[84] наполнился.

Когда подъехали к Большому рынку, Бобино сошел и побродил по его рядам, как зевака, что любуется свежей зеленью, фруктами, цветами, разным мясом, рыбой.

Потом он двинулся по улице Монмартр до угла улицы Сен-Жозеф, но не приблизился к дому 142, где находилось издательство «Маленькая республика», а свернул в подворотню и, миновав двор, загроможденный транспортом и тюками, юркнул в незаметную маленькую дверь, через коридор пробрался в пустой сейчас большой зал, откуда знакомыми закоулками попал наконец в свой цех.

Его товарищи начинали разборку вчерашнего набора по кассам[85].

Неожиданное появление Бобино породило всеобщее изумление и радость: парня ждали только через год.

Даже старый метранпаж[86], толстый, сорокалетний, с бритой головой и черными усами, всегда молчаливый, закричал так, что все удивились:

— Бобино!.. Не может быть!

И по всему цеху понеслось на все лады: «Бобино!.. Бобино!.. Бобинар!.. Бобинелли!.. Бобинович!.. Да здравствует великий путешественник!..»

— Выходит, дальняя прогулка закончилась? — спросил метранпаж.

— Лопнуло терпение! Окончательно лопнуло! Хватит с меня Италии!

— Почему?

— Там слишком много итальянцев…

Все засмеялись.

Когда ребята немного успокоились, Бобино продолжал:

— Это еще не все! Я уехал без копейки в кармане… и возвращаюсь богатый… как нищий! Ты ведь знаешь, я всегда был охоч до работы, — сказал он метранпажу.

— Дружище, но мастерская укомплектована… Если только ребята потеснятся и выделят тебе кассу…

Тут закричали:

— Кассу Бобино!.. Кассу!.. Без Бобино цех набора не может существовать! Да здравствует «Маленькая республика!» И большая тоже! Он снова с нами!..

— Договорились! И я, правда, очень рад, — сказал метранпаж. — Время аперитива[87], мы тебе поднесем, а ты расскажешь о путешествии.

— С удовольствием! — сказал Бобино, несказанно довольный тем, что так скоро обрел работу и сможет обеспечить жизнь своих подопечных.

Пришел торговец вином и принес аперитивы всех цветов и на все вкусы: и мятные, и анисовые, и сладкие, и натуральные.

Чокнувшись со всеми и отпив глоток, Бобино встал в позу, чтобы начать.

— Я вам не буду рассказывать про всю Италию, потому что я был только в Неаполе.

— Увидеть Неаполь и умереть…

— Как можно позднее!

— Тогда рассказывай про него!

— Очень просто: Неаполь — это одна длинная улица, куда из домов разом вышли все обитатели… Толпа… толчея… не продерешься! И все принюхиваются и посматривают на котлы, где прямо на улице варятся макароны. Это национальное блюдо, именуемое также спагетти… Вот вам Неаполь!.. Вернее, половина Неаполя.

— Рассказывай про другую половину!

— Она так же проста, как и первая. Наевшись макарон, все мечтают о десерте[88] и начинают посматривать на разносчиков, вопящих на все голоса: «А вот дыни! Дыни! Сладкие, сочные… За один чентизим, то есть, по-нашему, сантим, наешься, напьешься и умоешься!»

— А как это? — спросил парень, стоявший рядом с Бобино.

— Очень просто: дыня такая сладкая, что будешь сыт, съев кусок, такая сочная, что напьешься, а умоешься, потому что, вгрызаясь в нее, станешь до ушей мокрым… Вот и все, точка!

— Что все?

— Все про Неаполь, про мое путешествие и мои впечатления…

— А небо Италии?

— Оно синее.

— А море?..