Секретарь тайной полиции

Говоря по правде, сам он вовсе не был в этом уверен. Но снести бумаги Клеменца обратно в Третье отделение казалось ему выше сил человеческих. Расчет основывался на том, что затормошенный, сбитый с толку непривычно большим потоком дел Кирилов просто махнет рукой, не станет переворачивать все вверх дном, доискиваясь, у кого в последний раз видели в руках бумаги Клеменца. До бумаг ли тут, когда государя императора что ни день убить могут!

И впоследствии эти расчеты оправдались.

Срочной депешей Кирилова вызвали в Москву. Он пригласил к себе в кабинет Клеточникова и поручил ему за время своего отсутствия закончить два важных дела. Это задание было как бы новым знаком особого доверия начальства.

— Первое — во что бы то ни стало найдешь бумаги Клеменца. Без них не показывайся мне на глаза. Они где-то у вас в канцелярии валяются.

— Будет сделано.

— А еще… Ты номер «Народной воли» читал?

— Нет, еще не видел.

— Мне вчера доставили. Так вот, погляди-ка это место.

Он протянул секретарю подпольную газету, в ко-торой красным карандашом было отчеркнуто следующее объявление:

«Исполнительный Комитет извещает, что Петр Иванович Рачковский (бывший судебный следователь в Пинеге, а в настоящее время прикомандированный к министерству юстиции, сотрудник газет «Новости» и «Русский еврей») состоит на жалованье в Третьем отделении. Приметы его…» Взгляд Клеточникова скользнул вниз по строчкам: приметы-то он знал. А, вот оно: «Исполнительный Комитет просит остерегаться шпиона».

— Петр Иванович? — полувопросительно, полуутвердительно произнес он.

— Петр Иванович — Юрист, — подтвердил Кирилов. — Не повезло бедняге. Он у себя в Пинеге подружился со ссыльными, сюда приехал с отличными письмами к местным коноводам. Да вот видишь… Не так оно все просто делается в нашем деле, как кажется некоторым молодым.

— Что мне прикажете делать с этим?

— Надо договориться со смотрителем, чтобы Петру Ивановичу в тюрьме не было тягостно. Составь отношение по моей резолюции, я чистый бланк подписал. Возьми…

— В тюрьму?.. Петра Ивановича в тюрьму?..

— Эх, молодо-зелено, — засмеялся Кирилов. — А ты как думал? Доказательств против него у них нету никаких, одни подозрения, конечно; значит, посидит он в тюрьме — ну и выйдет мучеником, за правду пострадавшим, и уж тут без ошибки попадет в Центр. Тюрьма у них считается вроде ордена. Это старый способ выхода на Центр. Понял?

— Понял.

— Ну, значит, иди и выполняй. То-то вы, молодые, много скачете, а мало знаете.

…Поручение, касавшееся Петра Ивановича, «союзника» по ресторану Дюссо, он исполнил в тот же вечер: очень уж приятно было отправить этого способного авантюриста в тюремный замок, тем более что Клеточников знал: никакие тюрьмы не снимут с агента Юриста обвинения в провокаторстве. После давешнего сообщения Михайлов быстро выяснил, что один из работников подпольной типографии действительно взял для нелегальной поездки судейскую фуражку и вицмундир у некоего Рачковского. Таким образом, фамилия законспирированного даже от Клеточникова провокатора была раскрыта — и как следствие этого — появилось сейчас объявление в газете. Оно будет преследовать Рачковского всю жизнь; у него остался, кажется, единственный выход: поступить в полицейский штат и официально стать чиновником полиции.

Сложнее было справиться с делом Клеменца.

В этом поручении были свои плюсы, но также и свои минусы. С одной стороны, розыск бумаг можно было теперь похоронить, уничтожив все концы. С другой— невыполнение ответственного поручения означало неизбежную опалу у шефа агентуры. А Клеточникову казалось важным узнать, зачем Кирилова вызвали в Москву. Чутье подсказывало, что за поездкой скрывается нечто особое. В таких условиях опала даже на несколько дней может стать опасной. Но что делать?

…Когда спустя неделю начальник появился у себя в кабинете, его смуглое лицо сияло торжеством и довольством. Немедленно были вызваны и получили распоряжение жандармские офицеры. Затем настал черед Клеточникова.

— Нашел бумаги?

— Никак нет, ваше превосходительство.

— Не надо быть дураком, — выразительно бросил ему Кирилов.

Расспрашивать его о московских делах Клеточников не решился в такую минуту: это могло вызвать ненужные подозрения. Более того, ему пришлось изобразить обиду и быстро удалиться из кабинета со скорбным видом. Секретарь не сомневался, что его обязательно призовут снова, но когда, когда это случится? И сколько вреда до тех пор успеет наделать оставленный без присмотра генерал? Этого никто не мог предсказать…

К счастью, опала длилась недолго. Через две недели шефу опять понадобились способности секретаря, и Клеточникова вернули в «случай». Все прошло как ни в чем не бывало. Разве только в уголках генеральских глаз поблескивали лукавые искорки: дескать, чувствуешь, черная кость, каково без меня живется! Клеточников всячески показывал, что очень чувствует, и в конце концов Кирилов не выдержал, разоткровенничался. При всей своей хитрости он не мог обойтись без того, чтобы не похвастать своими успехами, хотя бы перед секретарем.