— В этих стенах лучше быть аккуратным с шутками, — уголком губ улыбается он. — Что ж, благодарю за предупреждение. Столько работы навалилось, я и не заметил, что Роксана сегодня не ночевала дома.
Хорош брат. Она и вчера не ночевала. Третий день у меня живет, а следователь по особо важным делам и не чешется.
— Может, ей что-то передать? — спрашиваю, туша сигарету в пепельнице.
— Если созвонитесь с ней раньше меня, скажите, что я жду звонка. Пусть не тянет с симкой. Я волнуюсь.
— Она в надежных руках, Олег Дмитриевич. — Встаю и снова пожимаю ему руку.
Ну и черт! Я его сестре в любой момент кишки выверну наизнанку, а он так спокойно верит первому встречному, пусть и в компании этого скользкого червя Пономарева.
Когда мы выходим из здания, мои джигиты уже ждут нас у фургона. Запихивают в него этот кусок дерьма и запирают за мной дверь. Я толкаю его в угол и шиплю:
— Пошли третьи сутки, падаль. — В кулаке сжимаю ткань его рубашки, наслаждаясь его животрепещущим в глазах ужасом. — С каждым новым днем ты приближаешь смерть своей секретарши. И свою.
— Я уже договорился с несколькими людьми, — верещит он истерическим тоном. — Деньги будут, но мне надо больше времени.
— Ты знаком с Маликом? — спрашиваю, заставив его растерянно взглянуть на моего помощника. — Когда-то он тоже был моим должником. Немало навозной жижи хлебанул. Но одумался. И посмотри на него сейчас. Он свою голову за меня положит. Ты должен понять, выродок гнойный, что нельзя переходить мне дорогу. Зато сотрудничество со мной может обернуться для тебя значительной выгодой. — Достаю из кармана календарик и швыряю ему в рожу: — Осталось двадцать семь дней. Шевелись. А то мне очень не понравился взгляд господина следователя. Тебе же не нужно разжевывать, под кого он будет копать, унюхав подвох?
— Н-нет, — мотает головой, как игрушечная собачка не приборной панели его дешевой тачки. — Я все понял. Деньги буд-дут.
Он даже не спрашивает, как Роксана. Настолько штанишки намочил, что о главном позабыл — ее судьба в его руках, а его — в моих. Все взаимосвязано. Чем дольше девка у меня, тем меньше шансов, что отпущу ее живой. А мертвая она — конец для Пономарева.
Малик вышвыривает его из фургона, садится за руль и трогается с места.
Я потираю кулак, пока мы едем домой. Будь у меня младшая сестра, я бы за нее глотку рвал. А этот Белов, как размазня, передал через какого-то мутного типа ей привет. Вымесок трусливый! Неужели она надеется, что он ее спасет? Он ищет иголки в стоге сена, роясь в сфабрикованных делах, пока преступники нарушают закон за законом. Презираю этих тварей. Им только юбки носить!
Едва вхожу в холл, как встречаюсь взглядами с матерью. Она стоит на нижней ступеньке лестницы, локтем опершись о перила. Без сомнений, ждет меня. Недовольная, сердитая, вся на нервах. После смерти отца не припомню, чтобы она улыбалась. Порой кажется, она ненавидит весь мир, а не только свое вдовье одиночество.
— Доразвлекался? — гневно фыркает. — Убирай свою предоплату с глаз. Сюда едет Мадина.
Сжимаю кулаки и до скрипа стискиваю зубы. Как же она не вовремя!
— Ты же не забыл, кто она?
— Помню, — отвечаю нехотя. — Моя невеста.
Глава 9
Цепкий, пронизывающий, убийственный взгляд Ильяса обшаривает меня, словно пустив по мне горячий поток. Кусает, обгладывает. Он не требует, чтобы я разделась. Вполне справляется с этим в своих фантазиях. Я прирученная зверушка, домашний питомец, пташка. Да, пташка. Птичка в золотой клетке. Мое дело — петь, развлекать тех, на кого укажет хозяин.
— Ты красивая, — изрекает он после неловкого затянувшегося молчания.
— И что?
Чувствую, как по мне вьется плющ терзающего ужаса. Туго затягивает свои плети на моей шее, сдавливает грудь, останавливает сердцебиение. Ризван обещал, что я только его подстилка. Неужели и это заверение ничего не стоит? А если отдал меня своему младшему брату, то где он сам? Разве не хочет посмотреть на порно в моем исполнении?
— Риз сейчас на встрече с твоим братом, — будто прочитав мои мысли, произносит Ильяс, изгибая губы в полуулыбке и искря темными глазами.
Меня парализует этим ответом. Мой брат? На встрече с этим монстром?!
Подскочив с кровати, кидаюсь к двери, но она оказывается заперта. Тщетно дергаю ручку несколько раз, наваливаюсь на полотно и стекаю по нему беспомощной тушкой. Плакать не могу. Нет ни сил, ни слез. Левая сторона лица все еще болит. Губы — онемевшие после поцелуев и минета. Между ног какое-то подобие бездны. Ризван был бы счастлив, почувствовав на себе мои ощущения. Гордился бы своим членом.
Ильяс показывает мне ключ от двери — медный, большой, старый. Настоящий музейный экспонат. Впрочем, как и все в этих стенах. Здесь даже канделябр раритетный. Только постельное белье новое, дорогое и мною ненавистное.
— Не кипятись, Роксана, — скалится он, сверкая белоснежными клыками. — Это всего лишь меры предосторожности. Ты не знаешь нашу семью, наши традиции, наш дом. Здесь опасность на каждом шагу.
А ведь прав. Я в логове стервятников. Любой из них вгрызется в глотку.