- Знаешь что, - не хуже папаши прошипела я, полностью выдавая родственные повадки, - иди ты нахрен со своим завещанием, своими деньгами и своими болячками! И нотариуса туда же прихвати, чтоб не скучно было! И если ты решил, что нужны твои деньги, то ты - еще больший старый козел, чем я о тебе думала! И не смей, слышишь, не смей мне указывать, кого пускать в свою постель! Ты на это право потерял уже давном давно! С моих шестнадцати! Так что можешь вызвать нотариуса, переписать завещание на кого хочешь, да хоть на ту сучку, что тебя похоронить решила, если она живая еще, а потом ИМ ПОДТЕРЕТЬСЯ!
Последние слова я проорала так, что, кажется, стекла зазвенели, а потом с грохотом бросила телефон на стол. Он тут же отскочил от столешницы, улетел на пол и там разлетелся на три куска.
А я перевела взгляд на Сергея, все это время стоявшего рядом со мной. Он, надо сказать, был очень удивлен. Настолько, что руки из брюк вынул и шаг назад сделал.
- Рыжуля... Успокойся... - он выставил перед собой вытянутые руки, словно показывая, как в старых фильмах, что с мирными намерениями и без оружия, и подступил обратно ко мне. Судя по его лицу, этот шаг дался ему с большим мужеством. - Не расстраивайся...
Я смотрела на него, смотрела... И внезапно расплакалась. Так обидно стало отчего-то. Так обидно. И папаша - козел. Вот нет других слов у меня. Просто нет. Приманить меня обратно в Питер угрозой лишения наследства... Это насколько он меня не знает! Никто не знает! Никто! Даже этот здоровенный мужчина, с которым я провела замечательные два, практически, три дня, и который меня сейчас так крепко, так трогательно обнимал... Даже он не в курсе, какая я. Кто я. О чем думаю. О чем переживаю. Господи, насколько же я одинока! Мне стало себя еще жальче, и слезы полились ручьем, с всхлипами, истерикой и икотой.
Сергей что-то бухтел мне утешительно, обнимал, гладил. Потом поднял за подбородок, какое-то время рассматривал мои припухшие глаза, красный нос и раскисшие губы. Я жадно искала в его лице что-то, что укажет на то, что он меня хоть немного, хоть чуть-чуть чувствует, понимает.
А он... Начал вытирать слезы с моих щек большими пальцами, руки у него немного дрожали, и та, что держала за талию, сжалась внезапно крепче.
Сергей смотрел на меня с непонятным выражением, которое я по наивности приняла за сочувствие. А потом, пробормотав:
- Красивая какая, пи***ц просто, не могу, хочу...
Наклонился, сжимая меня сильнее, не давая сделать вздох, начал целовать, глубоко, с напором, жадностью и страстью.
Любая женщина на моем месте только растаяла бы, учитывая, что теперь я была в курсе про его постельные умения. И знала, сколько удовольствия могут сулить его ласки. Любая. Но мне стало только горче, только болезненней, и я заплакала еще жалобней, сквозь поцелуй, сквозь прикосновения его губ настойчивые.
Так, что даже такой дундук понял в итоге, что что-то не то происходит, и его жадность и страсть сейчас не к месту.
Он опять меня обнял, начал взволнованно расспрашивать:
- Сонечка, ну ты чего? Ну ладно тебе, ну плюнь ты на этого старого к... Кхм... Да не нужны его бабки! У меня их столько, что можно жопой жрать, Сонь, хватит тебе... Я люблю тебя, слышишь? Люблю! Вот сейчас...
И, пока я, икая и всхлипывая, переваривала сказанное, Сергей покопался в кармане и вытащил коробочку.
И я даже не поверила, что это в реальности происходит.
Он что? Он в самом деле решил мне сделать предложение? Сейчас? Вот прямо сейчас? Когда я в таком состоянии? Не поговорив предварительно, не спросив, как я вообще отношусь к браку? Хочу ли? Если б озаботился поговорить, много бы узнал интересного...
Но, черт!
Эти наглые, решившие, что они - центр мироздания, мужики!
Отец, считающий, что я должна бежать к нему, после того, что он сделал с моей жизнью!
Сергей, думающий, что я только и мечтаю запрыгнуть ему на руки в загсе!
Они совершенно, абсолютно невменяемые!
А нормальные мужики есть? Есть???
Я настолько разозлилась, что перестала икать и плакать. Вытерла слезы. Остро глянула на своего любовника, надеясь, что тот заметит перемены в моем настроении и остановится. Но тщетно. Конечно, мы же только себя слышим. Только о себе думаем!
- Соня, я хотел по-другому, - бормотал между тем гоблин, до которого я только что опять понизила Сергея, - ресторан там, цветы, может, воздушный шар... Или еще чего-нибудь там... Но не могу терпеть... Вот...
Я даже не посмотрела на кольцо. Неважно. Это все неважно.
Гоблин наконец-то отвлекся от любования собой в торжественном моменте добровольной сдачи в рабство семейной жизни и поднял на меня взгляд. И понял все же, что что-то пошло не так.
- Это что?
Я сама, признаться, испугалась своего тона. Холодного, режущего. Не удивительно, что гоблин побледнел и даже на шаг отступил:
- Кольцо...
- Вот как? - Ядовито и спокойно сказала я, - и позвольте спросить, с чего вы взяли, что я рассматриваю вас на роль своего мужа?
Он отступил еще на шаг, словно я его ударила. А я , получая садистское удовлетворение от его бледной физиономии, продолжила и добила: