Секретная часть

Небо темнело. Там, где зашло солнце, переливались огненные полосы. Он постоял под деревом, миновал бойлерную, побитую временем и социалистическим хозяйствованием. Из кладки вываливались кирпичи, рубероид, залитый гудроном, порвался и вздулся. Детская площадка пустовала, всех малышей развели по кроватям.

В квартире на первом этаже ругались мужчина и женщина – еще и окно открыли, чтобы соседи лучше слышали. Вникать в местечковые дрязги не хотелось – майор прошел мимо.

– Я видел, как ты, гадюка, на него смотрела! – рычал мужик. – Ну, подожди, радость моя пучеглазая, когда-нибудь досмотришься…

Опасные интриги и адюльтеры были неизбежной составляющей подобных городков. Чем еще заняться?

На лавочке у подъезда сидел ушастый паренек с погонами старшего лейтенанта, курил с печалью во взгляде. Очевидно, комвзвода Гончаренко – счастливый отец и муж девушки, любящей оглядываться на чужих мужчин. Начал было подниматься, чтобы приветствовать старшего по званию, но Кольцов отмахнулся – сиди уж. Вошел в прохладный подъезд, освещенный единственной лампочкой…

Посторонние квартиру не посещали (что было бы странно). Он рухнул в колченогое кресло, бросил на диван фуражку, провалился в забытье. Подавляющее большинство советских граждан мысли о работе оставляли на работе. Майор был не такой. Мысли о работе путешествовали вместе с ним, и когда он впадал в состояние покоя, пухли, как дрожжевое тесто.

Привкус ужина во рту остался, пришлось перебить его холодной заваркой. Курение, душ, снова курение – процедуры отработанные. Отсутствие балкона начинало злить – почему именно в этой части дома их забыли поставить? Что за подлый архитектурный прием?

На месте не сиделось: он блуждал из кухни в ванную, из прихожей в комнату. Включил телевизор, терпеливо дождался, пока пропадут полосы. Снова вечер с Леонидом Ильичом? Угадал, выдающийся политический деятель современности невнятно вещал с трибуны. Принятие «Продовольственной программы» было в самом разгаре, назревали эпохальные события. Замерли в тревожном ожидании советские граждане. Мелькнула мысль: где будем хлеб покупать, если в США коммунизм построят?

Несколько минут Михаил честно пытался вникнуть в происходящее. Брежнева было жаль – в принципе не старый, и не такие древности заседали в Политбюро. Что с ним случилось? Долго будут мучить неплохого, в сущности, человека? Он же не понимает, о чем говорит! Помнит хоть, что является лидером международного коммунистического движения? А еще большим писателем: закопать на целине, присыпать малой землей, чтобы не было возрождения…

Каким-то злым он становился. Собственные мысли порой пугали. Прикрыл глаза, стал успокаиваться. Потянулся к ящику, переключил программу. Потрясающе! На втором канале начинался мультик про Малыша и Карлсона – одно из любимых зрелищ советских детей и их родителей. Михаил устроился в кресле и посмотрел с удовольствием. А также продолжение – «Карлсон вернулся». Помимо эстетического удовольствия – масса полезных знаний: как грамотно прятаться, вести конспирацию, опять же использование малых летательных аппаратов…

Ночью ворочался, долго не мог уснуть. Сотрудники наверху топали, как слоны, – чем они там занимались? За стенкой плакал ребенок – жалобно, надрывно. Сон наступал и тут же откатывался, воспоминания сменялись видениями…

Глава девятая

Солнце выглянуло из-за леса, ударило ярким светом. Михаил поморщился, опустил козырек, висящий над лобовым стеклом. Завозился Игнатов, сидевший рядом на пассажирском сиденье, вынул пачку «Севера», стал разминать папиросу.

– Ты эстет, Виктор Петрович, – хмыкнул Михаил. – Зарплаты не хватает на приличное курево?

– Это и есть приличное курево, – проворчал спутник. – А зарплаты хватает только на то, чтобы всю отдать жене. А она уж решает, сколько мне на курево, сколько – ей на шубу…

– Зимой в шубах ходите? – удивился Кольцов. – Я наивно считал, что здесь мягкий климат, и зимой может понадобиться только куртка.

– Может, и так, – пожал плечами Игнатов. – Куртка так куртка. Только жена мне горло перегрызет за эту куртку. В Полесье повышенная влажность. Температура нормальная, ниже минус десяти зимой не бывает. Но ниже и не надо. При минус двух солдатам на посты выдают тулупы – из плотной овчины, до пят. И то подпрыгивают, мерзнут, ждут конца смены, а потом в караулке отогреваются. Ездил я по молодости в Якутию, так там минус пятьдесят легче перенести, чем здесь минус пять. Может, утрирую, но близко к истине. Зимой просто гибель, хотя бывает, что снега нет и в декабре. Приезжай зимой, погостишь, с женой познакомлю.

– Нет уж, лучше вы к нам. – Михаил поежился.