Секретная должность агента Рейли

— Но за что? — Смыслов вложил в эту фразу все свои переживания.

— За то, что общалась с иностранцами, а родителей за участие в контрреволюционном заговоре. При обыске у генерала нашли бумаги какого-то «Союза возрождения России».

— Может быть «Союза спасения родины и свободы»? — переспросил Смыслов.

— Не знаю, я не разбираюсь. Этого оказалось достаточно для приговора.

«Вот и все, — думал Иван Петрович, — история любви закончилась, как в дешевом детективном романе, где все в итоге умирают, а главный герой остается страдать.

К чему упрекать себя, ясно и так: он не сумел сберечь свою дорогую Лизу. Какие-то глупые условности оказались важнее, чем скорая встреча, и теперь, когда все кончено, у него нет иного пути, кроме того, чтобы пустить себе пулю в лоб.

Когда он учился в университете, на курсе застрелился один студент: не выдержал насмешек после того, как стало известно о его членстве в содомском обществе «Колокольчик». Но это один застрелился, остальные продолжали жить, а подонок Смолин и вообще преуспел, как ни в чем не бывало работает на Советскую власть.

На фронте после революции тоже случались самоубийства. Офицеры стрелялись из-за невозможности выполнить присягу на верность монархии, от страха за свое будущее и, наверное, от личной слабости. Некоторые не смогли пережить хамство толпы подчиненных, которые после Приказа номер один[27] стали открыто издеваться над офицерами.

Кому они что доказали? Разве что сами себе. Самоубийство — это уход от решения проблем, быстрый и решительный. Но ведь оно не решает эти проблемы. Они остаются, и теперь уже другие люди должны будут что-то с ними делать, и, может быть, это будет стоить им жизни. Получается, что самоубийца совершает малодушный поступок, перекладывая на плечи других то, что должен был сделать сам.

«Значит это не мой путь, — подумал Смыслов, — а каков тогда мой? Борьба с тиранией большевиков за возрождение России? Турба отдал за это свою жизнь. Полковник Куроченков отдал, и многие другие. Они тоже могли бы малодушно застрелиться, но выбрали другой путь. Кедров рано или поздно ответит за убийство семьи Лизы и пред народом и лично перед мной. Я обязан уничтожить этого палача, ибо сказано в Писании кровь за кровь. Я обязан уничтожить этот строй, ведь именно большевики разрушили империю и тысячелетний уклад жизни. Обезумевшие вчерашние крестьяне в рабочих тужурках и солдатских шинелях, крушат все старое и вековое во имя какой-то мифической свободы. В деревне все перевернули вверх дном. Пьяницы и бездельники теперь руководят комбедами, а работящие справные мужики поголовно записаны в кулаки. Собранный урожай власть забирает у крестьянина, не дав ничего взамен. Эсеры хорошо знают нужды крестьян, это выводит их на передний край борьбы. Получается, что сейчас это наиболее организованная сила против большевиков. Вот и в Архангельске, куда уехали дипломаты, власть принадлежит социалистам во главе с Чайковским. Эту власть поддерживает Европа и Америка. Получается, что теперь путь русского патриота лежит туда, в Архангельск, где лучшие силы уже подняли знамя борьбы с большевизмом. Значит надо пробираться туда, иного пути нет.

В одиночку это сделать было весьма непросто, и Иван Петрович принялся искать попутчиков.

Буквально через несколько дней на его пути возник Владимир Игнатьев, эсер из разгромленной Кедровым организации «Союза возрождения России».

— После смерти Турбы, я представляю руководство «Союза возрождения» в Вологде, заявил он при встрече Смыслову. Я знаю, что вы состояли в организации доктора Ковалевского и полковника Куроченкова. Сейчас, когда эта организация разгромлена, я единственный осуществляю руководство подпольным антисоветским движением. После смерти Турбы не осталось никаких денежных средств, и мы, к сожалению, не можем приобрести оружие и выступить против Советов. Но я полагаю, что это вопрос будет решен в ближайшее время.

«Господин Игнатьев — обычный проходимец, — подумал Смыслов, — он просто не в курсе местных дел. Деньги есть, они рядом, лежат благодаря Турбе в полной сохранности. Но говорить об этом новоявленному руководителю «Союза», наверное, не стоит».

На место встреч участников организации Игнатьев приходил всегда в последний момент. Он очень опасался ареста и как-то в порыве откровенности сказал:

— Мне без документов пришлось три недели почти менять место ночлега, рискуя ежедневно попасться не только самому, но и подвести под репрессию граждан, принимавших меня ночевать. В таком же положении находится часть офицерства, документы которых, как и мои, провалены.

— Документы, выданные «Военконтролем» уже давно пора сжечь, — ответил Игнатьеву Смыслов, — это прямой пропуск на тот свет. Надеюсь, вы не торопитесь встретиться с Александром Васильевичем Турбой и другими соратниками, кто уже пал от рук Кедрова.

— Я знаю. И если вы можете выправить другие надежные советские документы, то почему до сих пор не предложили свои услуги?

— Я здесь среди эсеров человек новый, — ответил Смыслов, — навязываться не считаю возможным.