— Все просто, буднично. В понедельник я завтракал, как обычно, с братом Николаем, после чего мы разговаривали и курили, как вдруг я увидел из окна остановившийся у дверей автомобиль с человеком в штатской одежде в сопровождении двух невооруженных солдат. Я сразу же почувствовал, что это за нами, и я был прав, потому что тремя минутами позже молодой человек двадцати лет вошел в комнату и показал нам телеграмму от Урицкого, в которой говорилось, что ему «надлежит немедленно арестовать трех вологодских Романовых». Так мы оказались в этой тюрьме. Приказ нас арестовать пришел из Петрограда, но причины никто не знает. Подумай, что за безобразие?! — жаловался Смыслову бывший Великий князь, — Я считаю, что это недоразумение, и нас через день-другой выпустят… Все хлопочут за нас, но пока безуспешно… Мы сидим за то, что нас зовут Романовыми — это наша единственная вина. Один революционер так нам и сказал.
— Местный? — удивился Смыслов, — Откуда он может знать?
— У него интересная французская фамилия — Конде. Сам, молодой, почти мальчишка, убежденный большевик. Это он приезжал нас арестовывать, — поделился Георгий Михайлович.
— Маловероятно, чтобы в Вологде был человек с такой фамилией, наверное, он себе ее придумал, — предположил Смыслов.
— Кто знает, что теперь может быть…
Георгий Михайлович удалился в свою камеру. Больше они со Смысловым не разговаривали. Через неделю Иван Петрович узнал, что всех трех Великих князей отправили в Петроград.
«Может быть, их действительно отпустят? — подумал подпоручик. — Ну какая надобность держать в тюрьме людей, давно уже отказавшихся от своего прошлого и сломленных морально?»
В тюрьме Смыслов не получал новостей. Все время он мечтал только об одном: поскорее увидеть свою возлюбленную. Подпоручик не понимал тогда, что стены казематов на Московской улице спасли ему жизнь.
Глава 17
2 июля ледовая ситуация в Белом море улучшилась, и поверенный в делах Великобритании Линдлей, изнемогавший в Мурманске от вынужденного безделья, на адмиральской яхте «Сальватор» наконец-то вышел в океан и два дня спустя был уже на рейде в устье Северной Двины. Его сопровождала экономическая миссия, в задачу которой входило заключение с Советами соглашения о торговле.
Накануне Линдлей получил из Москвы неожиданную телеграмму. Локкарт, оказывается, был в курсе дел относительно его возвращения и писал, что большевики готовы начать войну с Антантой. Читать это следовало однозначно: не приезжайте, я здесь и без Вас справляюсь. Линдлей понял, надо выезжать, и как можно скорее.
Поверенный в делах Великобритании приступил к основной части своей миссии — походу на Москву. Он должен был совершить его без всяких войск, имея на вооружении только свои дипломатические навыки и некие предложения от лица торговой миссии о будущих коммерческих связях.
Положение англичан было весьма неопределенно. Линдлей, справедливо опасаясь за жизни всех присутствующих, записал тогда в дневнике: «У нас не было представления о том, как нас примут в Архангельске, и в какой-то степени думалось, что наиболее вероятным приемом будет то, что французы удачно называют непрерывной стрельбой. Но большевики не стреляли, оставалось ждать, пропустят ли они миссию на свою территорию.»
Спустя некоторое время, видимо, получив одобрение из Москвы, Линдлею с коллегами было разрешено на поезде отбыть в направлении Москвы. Вероятно, большевики подумали, что миссия англичанина — последний шанс не доводить дело до войны с бывшими союзниками. Но они ошиблись.
В Вологду Линдлей прибыл уже 7 июля. С той поры, когда в мае в Лондоне затевалось это предприятие, утекло много воды. Никто в России предположить не мог даже возможность заключения какого-либо торгового договора, все готовились к войне. Но Ллойд-Джордж, по настоянию которого и был организован этот бесполезный вояж, никогда не менял своего решения, и поэтому сотрудникам предстояло ехать в Москву в полную неизвестность, рискуя оказаться заложниками большевиков.
Признаться, Линдлей думал, что это путешествие закончится сразу же по прибытию в Архангельск, где англичан если не арестуют, то по крайней мере не выпустят дальше. Местные власти вели себя достаточно вызывающе.
На рейде стоял британский пароход с продовольствием и они требовали права распределения продуктов. Линдлей познакомился с товарищем Виноградовым, имевшим смешное имя Павлин. Этот большевик удерживал в Архангельске несколько десятков британских граждан, намереваясь шантажировать этими заложниками союзников в случае начала интервенции.
Поверенный в делах сразу же проявил характер: «Нет, пароход с продуктами не будет разгружен до тех пор, пока не граждане Соединенного королевства будут насильно удерживаться в Архангельске».
Большевики возражали. Они, конечно, могли захватить пароход и без оглядки на Линдлея, но опасались, что это будет дополнительным поводом к началу интервенции. О ней и так все говорили. Интервенцию архангельские большевики очень боялись.