Секретная должность агента Рейли

Через пару дней у него на столе лежало донесение с материалами на Турбу.

Кедров начал читать.

— Так, а господин колоритный, член партии эсеров, правый, специалист типографского дела. Где брали сведения?

— В архиве полицейского управления.

— Молодцы, фараоны хорошо знали дело.

— Турба видный эсер, в свое время был знаком с известным провокатором Азефом, подозревался в изготовлении фальшивых банкнот. Любит вращаться в кругу буржуазной художественной богемы. Любит детей.

— Все они такие, любят искусство, женщин и детей, а приглядишься, контра оголтелая! Местонахождение установлено?

— Нет, он после отъезда посольств перешел на нелегальное положение.

— Ничего себе перешел. В центре города у всех на виду встречается с агентом британской разведки, и ничего. Эта безмозглая ватага вологодских чекистов сморит и не видит. А ведь малая Духовская под носом у здания ЧК! Но хватит мягкотелости, мы возьмем это расследование в свои руки. Контакты Турбы установлены?

— Да, это бывшие члены партии эсеров: Талицкий, Кондратьев, Маслов. О последнем известно, что он в июле перебрался в Архангельск и сейчас занимает пост министра в белом правительстве Чайковского.

— Улетела птичка, — с сожалением пробормотал Кедров, — но ничего, кто-то же остался в Вологде?

— По сведениям в городе создана боевая организация эсеров, насчитывающая до трехсот членов. Ждут подхода интервентов, чтобы поднять восстание.

— Искать Турбу, Талицкого и остальных, арестовывать всех поголовно бывших эсеров и членов семей. Кто-нибудь укажет, где сейчас Турба. Не упустите Гиллеспи, есть его словесный портрет?

— К сожалению, точного описания нет, сведения расходятся, Одни говорят, что Гиллеспи чернявый, похож на жида, другие, видели его в косоворотке и с бородой.

— Откуда у Вас такая лексика, товарищ? — Кедров, вспомнив свою настоящую фамилию, поморщился. — Запомните, здесь Вам не черная сотня, а штаб революционных сил. Среди большевиков, между прочим, много евреев, и роль их в деле революции огромна. Спросите об это Ревекку Акибовну, она вам проведет политическую информацию.

— Я того, ничего, просто к слову пришлось. Я это, за интернационал. Прощения просим, оговорился.

— Хорошо. Задача ясна?

— Уже выполняется.

В те дни Вологда пережила очередной и, пожалуй, самый страшный период за всё время революции. Было арестовано более трехсот человек, часть потом отпущена под расписку, а часть содержалась в тюрьме в качестве заложников. Если возникало подозрение в отношении кого-то из задержанных, его немедленно расстреливали. Документы оформлять было некогда. Союзники и белогвардейцы продвигались вперед. Без боя был захвачен Шенкурск. Нависла угроза над Котласом и Великим Устюгом.

— Михаил Сергеевич, прислали арестованного. Подозрительный тип, терся на станции у линии фронта.

— Вводите.

Конвойные ввели молодого человека в поношенной шинели. Бросалась в глаза оторванная верхняя пуговица.

— Почему в таком виде? А ещё офицер! — визгливо спросил Кедров. Молодой человек молчал.

— А это он при задержании пуговицу оторвал и выкинул. А наши подобрали, вот она, просили передать.

Караульный полез в карман и достал оттуда форменную латунную пуговицу с двуглавым орлом. Кедров повертел в рука, пуговица, как пуговица, ничего особенного.

— Почему сорвал?

Арестованный молчал.

— Хорошо, будем разговаривать в другом месте, как вспомнишь ответы на мои вопросы, придешь снова, если сможешь, конечно.

Офицера увели. Не прошло и суток, как сотрудник штаба напомнил Кедрову:

— Этот, вчерашний, на допрос просится.

— Что, разговорился?

— Более чем, признался во всем, да, он хочет Вам лично рассказать, просит сохранить ему жизнь.

— Приводите.

— Меня зовут Сомов, поручик Сомов, — начал с порога офицер.

Кедров не отличался сентиментальностью, но тут поневоле отвел глаза. Лица у Сомова почти не было, одно сплошное сине-черное кровавое пятно.

— Я направлялся в Архангельск. Документы были выправлены в Вологде.

— Пропуск выдан Вологодским отделением Военконтроля, — доложил сотрудник, — начальник отделения Волков уже арестован.

— Продолжайте, — сказал Кедров, — интересно послушать господина Сомова.

— Меня должен был встретить человек и проводить до следующей станции уже в расположении белых. В Архангельске я должен был передать донесение, поступить на службу в войска.

— Где донесение?

— Съел при задержании, содержания не знаю.

— Отведите его, пусть вспомнит, видимо недостаточно напрягал память господин Сомов.

— Не надо, я действительно ничего не знаю больше.

— А пуговицу зачем отрывал и выбрасывал?

— Это знак, такая у всех наших пришита.

— Золотая пуговица, — медленно произнес Кедров, — господа, а вы романтики! Революцию тоже делают романтики, но мы в отличие от вас в борьбе с царской охранкой прошли суровую школу конспирации.

— При царе так не били.

— Откуда вы знаете, молодой человек? Вы при царе в тюрьмах не сидели. Увести его.

В тот же вечер Сомова расстреляли. Советская власть была безжалостна к врагам и презирала трусов.