— Ожидал ли ты увидеть такие небесные сферы? — шепнул дьявол из тайного уголка сознания Антония. — Остался ли равнодушным, когда я пообещал тебе воздух, потому что ты никогда не верил в возможность существования вакуума? Думал ли, что сможешь дышать квинтэссенцией эфира, продвигаясь меж небесных тел по направлению к самому отдаленному царству неподвижных звезд?
— Есть лишь один Бог, — ответствовал Антоний. — И я дышу по Его повелению.
— Увы! Некоторое время тебе придется подышать по моему повелению, — молвил враг человеческий. — За пределами облака нет ни воздуха, ни эфира. Видишь ли ты, что мир представляет собой единую планетарную систему, вращающуюся вокруг находящегося в центре Солнца? Как по сравнению с громадным Юпитером мала планета Земля? Видишь ли ты, что главные спутники Юпитера и Сатурна сами так же велики, как миры, и у них, в свою очередь, тоже есть спутники? Замечаешь ли, как усеяно астероидами космическое пространство между Марсом и Юпитером? Различаешь ли гало, откуда являются кометы, вон там, за орбитами невидимых с Земли миров, все еще не названных любознательными астрономами?
Знакомый с историей об Эре, изложенной в «Республике» Платона, Антоний выискивал веретено Неизбежности и вслушивался в сладкозвучную песнь музыки сфер, но вовсе не был разочарован их отсутствием.
— Я нахожусь в облаке, сотворенном властелином иллюзий. — Отшельник счел, что нет нужды говорить вслух, ведь дьявол, обосновавшейся в нем, прекрасно услышит его мысли. — Не можешь ты испугать меня пустотой и одинокими мирами. Если Земля действительно является странником в бесконечной пустоте, то я почувствую свое родство с камнями и пустынями пронзительнее, чем прежде.
— Ты зовешь меня Властелином иллюзий — а это прозвище, навязанное твоей верой, — растолковывал дьявол. — Я бунтарь, сражающийся с предрассудками, а потому хочу разрушить идолов, застилающих очевидность в твоих земных глазах. Не напугать тебя я стремлюсь, но пробудить. Сейчас ты видишь звезды, через царство коих мы движемся? Замечаешь ли, что они движутся и следуют своими собственными тропами вокруг хаоса в сердце Млечного Пути? Видишь ли туманности, что лежат за пределами звездной системы? Можешь ли разглядеть звезды, составляющие их, — подобные Млечному Пути системы, гораздо более многочисленные, чем звезды в Галактике?
— Экая самонадеянность! Которая, сдается мне, скорее говорит о твоем чувстве юмора, чем о болезни ума.
— Я говорю правду, — отвечал голос внутри Антония.
— Если бы это было правдой, — парировал Антоний, — то она не равнялась бы даже одной миллионной части той великой истины, коей является вера в Господа и Его договор, заключенный с человечеством.
Но Антоний знал, что, покуда дьявол притаился в нем, позаимствовав голос его собственных мыслей, ему не удастся утаить своей готовности поверить в то, что их мир на самом деле мог быть не более чем заурядным камнем, покорно кружащим вокруг обычной звезды в тривиальной галактике Вселенной, столь огромной, что не найдется зрения столь острого, чтобы пробиться в ее глубины, и разума столь могущественного, чтобы распознать ее удел.
Однако весьма любопытным оказалось то, что дьявол будто бы не заметил этой непроизнесенной мысли, порожденной скорее страхом, чем сомнением.
— Не всегда Вселенная была такой, — продолжал Сатана. — Сначала, четырнадцать миллионов лет назад, она была крохотной. До сих пор она расширяется, хотя ныне гораздо медленнее, нежели прежде, и так будет до тех пор, пока последние странствующие звезды не израсходуют свой угасающий свет и тьма не опустится на безжизненное пространство навсегда.
— Бог сказал: «Да будет свет», — напомнил искусителю Антоний. — Он не говорил: «Да будет свет навеки». Но какая разница, коль скоро наши души в безопасности на его попечении?
—
души? — переспросил дьявол.— Души людей, — поправился Антоний. — По крайней мере, те человеческие души, которым удалось избежать твоих темных когтей.
Облако словно замерло в пучине космоса, которая внезапно завертелась в каждом мыслимом направлении, целые звездные системы удалились, став лишь точками мерцающего света.
— Не столь это ужасно, — шептал дьявол, — по сравнению с пустотой внутри атома, где материя распадается на живую математическую категорию и изменчивость отвергает определение твердости. Как бы мне хотелось показать тебе это, но око человеческого разума не способно на подобное воображение. Поверь мне, что внутри, как и снаружи, находится пустота и материя является более разреженной, чем ты можешь себе представить.
— Нет пустоты там, где есть Бог, — отвечал Антоний. — А Бог вездесущ. Разве только неведом Он твоему мятежному сердцу, откуда Он был столь грубо изгнан.
Говоря эти слова, отшельник ощущал, что жажда крови становится все более и более нестерпимой; такое проклятие наслал на него дьявол, дабы возросла уязвимость Антония к абсурдным речам Сатаны.
Пустынник изо всех сил пытался скрыть свою следующую мысль, но в конце концов рассудил, что ему незачем скрывать от дьявола то, что он все еще предан Богу.