Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945

Со временем и в 6-м управлении РСХА для решения аналогичных задач был создан специальный учебный лагерь особого назначения «Ораниенбург». Теперь это военное формирование предстояло расширить, а его деятельность активизировать, для чего требовался командир из состава войск СС, имеющий по возможности обширные знания во всех военных и технических областях.

Этот пост было поручено занять мне. Я хорошо осознавал всю важность и ответственность подобного шага, в результате которого обычный солдат превращался в человека особого предназначения, что было по плечу далеко не каждому. Тогда мне вспомнилось изречение Ницше[73]: «Живи опасно!» Я понимал, что мне выпала возможность в тяжелое для отчизны время послужить родине на особом месте. Эта мысль воодушевила меня, и я согласился, гордясь тем, что меня сочли пригодным для замещения столь ответственной должности. В результате 18 апреля 1943 года, будучи обер-лейтенантом резервных войск СС, я был откомандирован для дальнейшего прохождения службы в 6-е управление РСХА.

По прибытии, как и полагается в таких случаях, я пришел представиться начальнику управления Шелленбергу, тогда еще носившему звание оберштурмбаннфюрера в СД[74]. Мне навстречу вышел выглядевший довольно молодо элегантный человек небольшого роста, источавший саму любезность. Из того, что он рассказал о своем ведомстве, я понял не так уж и много – для меня это было что-то неведомое. Мой новый начальник посоветовал сначала войти в курс дела, с тем чтобы потом взяться за него засучив рукава. Кроме особого воинского формирования мне надлежало создать в рамках 6-го управления школу по подготовке шпионов и агентов для проведения актов саботажа. Впоследствии их планировали внедрять и использовать через другие ведомственные группы.

В течение двух последующих недель я усердно входил в курс дела, и то, что мне объяснили руководители отдельных групп, оказалось в высшей степени интересным. Подобная деятельность во время войны имела гораздо большее значение, чем можно было подумать. Конечно, в первую очередь меня интересовали вопросы технического обеспечения, изготовления и совершенствования вспомогательных средств. Меня и здесь поджидало много нового.

Мне также стало известно, что в рамках формирования, которое мне предстояло возглавить, готовится операция и скоро она должна начаться.

Нефтяные поля на юге Ирана вскоре после начала войны были оккупированы английскими войсками, а на его севере стояли русские дивизии. По иранским железным дорогам в Россию шли военные поставки союзников[75]. В основном они следовали из Америки, которая начиная с 11 декабря 1941 года открыто принимала участие в войне и своей огромной материальной помощью существенно способствовала России в организации обороны на Восточном фронте. До той поры я не до конца осознавал значение этого факта, но мое отношение кардинально переменилось, когда мне стали известны конкретные цифры. Озабоченные решением повседневных вопросов на передовой, мы, как солдаты, явно недооценивали важность данного вопроса.

План предстоящей операции предусматривал нарушение линий снабжения в глубоком тылу противника. Сделать подобное планировалось через организацию восстаний все еще неспокойных горных иранских племен, для чего небольшие группы немецких солдат должны были снабдить их оружием и выступить в роли инструкторов. После этого инструкторам стали бы передавать приказы германского командования с указанием конкретных целей для проведения атак.

Двадцать человек из специального учебного лагеря особого назначения, как называлось военное формирование, которое мне предстояло возглавить, под руководством настоящих иранцев уже на протяжении нескольких месяцев изучали соответствующий язык. Кроме того, в состав каждой группы, задействованной в операции, также был включен иранец. Соответствующее оснащение было уже готово, и все ожидали только условного знака от немецкого офицера, тайно находившегося в Тегеране.

Все радиопереговоры осуществлялись через другую службу 6-го управления РСХА, а именно через группу VI С[76]. Поскольку тогда я еще верил в слаженную совместную работу всех германских ведомств, мне это показалось излишним. В дальнейшем же по этому поводу я пережил не одно разочарование, ведь на родине все было иначе, чем на фронте, где речь шла о жизни и смерти, а каждый старался понять друг друга и помочь своему боевому товарищу. Здесь же, на родине, личные амбиции играли куда большую роль, чем в окопах. Тут все еще господствовал так называемый «священный эгоизм» в сочетании со «святым бюрократизмом». Но тогда я даже не подозревал, что такое возможно, иначе никогда бы не согласился занять предложенную мне должность!