Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945

— Сейчас я не могу сказать, помогли ли инъекции. Следующие два месяца окажутся решающими. Вам следует обращать внимание на малейшее ухудшение зрения вашим правым глазом. Если такое начнет происходить, то это будет означать, что задет зрительный нерв, и тогда ваш правый глаз уже не спасти.

Слава богу, что в последовавшее за этим время мне было не до мыслей о хорошо проведенном лечении.

После обеда меня вновь вызвали к фюреру на доклад. К сожалению, мне нечем было особо порадовать его — задание то мы не выполнили. Об успехах же, вызванных распускавшимися нами слухами, тогда я тоже не мог сообщить ничего конкретного. Тем не менее мне показалось, что Адольф Гитлер остался доволен тем, как мы обеспечивали фланги. Свидетельством тому явились выданные им мне и моим трем командирам боевых групп «Почетные листы».

— Мы готовим большое наступление в юго-восточном направлении, — сказал фюрер на прощание, и мне стало ясно, что его мысли опять вернулись к Восточному фронту.

Я так и не понял, обманывал ли Адольф Гитлер сам себя специально, или на него воздействовали инъекции профессора Морелля?[273] Доктор Морелль, как никто другой, умел влиять на фюрера, и поэтому многие другие личные врачи Гитлера, среди них Карл Брандт и доктор Хассельбах, уже давно были озабочены состоянием здоровья вождя.

Как рассказал мне доктор Брандт, Морелль постоянно делал Адольфу Гитлеру стимулирующие инъекции, которые при длительном применении оказывали губительное воздействие на организм фюрера. Кроме того, доктор Брандт случайно узнал, что Адольф Гитлер уже долгое время ежедневно принимал несколько наименований желудочных препаратов, которые были безвредны только по отдельности. Когда же доктор Брандт отдал эти, безобидные на первый взгляд, таблетки на обследование, то обнаружилось, что они содержали следы мышьяка. Подобное же многолетнее употребление в очень малых дозах мышьяка неизбежно должно было вызвать у Гитлера необратимую болезнь. Брандт предупредил фюрера об этом, но Морелль вышел в данном споре победителем.

Это была последняя моя длительная беседа с фюрером. Он, так же как и круг его приближенных, должен был тогда понимать, что последнее слово в военном отношении осталось за Западом. Так и осталось невыясненным, что именно двигало союзниками, когда они резко обрывали любую возможность политического сближения с Германией. Причиной тому мог являться так называемый план Моргентау[274] или их стремление к немецкой «безоговорочной капитуляции». А может быть, это было следствием ожидания появления нового, решающего оружия?

Интересно бы знать, имелись ли в главной ставке фюрера соответствующие донесения? Ответить на подобные вопросы мог только сам Адольф Гитлер, но задать их ему мне было не с руки. Тем не менее, несмотря на всю свою озабоченность положением дел, от фюрера я вышел преисполненный оптимизмом.

Встретившийся мне в офицерской столовой фельдмаршал Кейтель выглядел удрученным, хотя и предложил на правах «хозяина дома» встретить Новый год в главной ставке фюрера. Однако я вежливо отказался от приглашения и еще вечером уехал. Полуночный звон колоколов застал меня уже в Кельне, а рано утром мне удалось оказаться снова в своей бригаде.

В начале января 150-я танковая бригада была расформирована, но большинство служивших в ней добровольцев предпочло остаться в моих истребительных частях СС. В этой связи нельзя не отметить то состояние духа, которое в те месяцы царило в германских вооруженных силах, — желание принять участие в специальных операциях изъявляло гораздо больше добровольцев, чем могли вместить в себя истребительные части.

Ранее, еще в ноябре 1944 года, я получил от Гиммлера разрешение вербовать в них добровольцев из всех воинских формирований и дислоцировавшихся на родине штабов войск СС. Он отправил всего лишь простой циркуляр, но результат от этого превзошел все ожидания — добровольно перейти в мою часть особого назначения изъявило желание от семидесяти до восьмидесяти процентов всего личного состава войск СС. Когда же в истребительные части решило перейти девяносто пять процентов сотрудников Главного оперативного управления СС, вербовка добровольцев приказом Гиммлера была вновь прекращена. Мне стало известно высказывание начальника Главного оперативного управления СС, который заявил: «Если так пойдет и дальше, то мне придется расформировать все войска СС».

Мы получили одобрение на перевод к нам такого большого числа добровольцев, что смогли полностью укомплектовать истребительную часть «Центр» и вновь пополнить личным составом 600-й парашютно-десантный батальон СС. А большего нам было и не нужно.