На следующий день меня стал допрашивать подполковник армии США Бертон Эллис. Темой допроса являлась Арденнская наступательная операция, получившая у американцев название Битва за Выступ, а главный вопрос, вокруг которого крутилось дознание, звучал так: «Отдавало ли командование 6-й танковой армии СС приказ о расстреле американских военнопленных?»
На этот вопрос у меня был один ответ, заключавшийся в том, что сам я такой приказ в глаза не видел и в существование его не верю. Мною неоднократно подчеркивалось, что отдача подобного приказа частям германских войск, как и его исполнение немецкими солдатами, полностью исключалась. Если бы такое произошло, то об этом все бы знали. Я сослался также на циркуляр командования 6-й танковой армии СС, разосланный во все немецкие части и в котором содержался точно такой же вопрос, заданный на основании подобного утверждения неприятельского радио Кале. На мой взгляд, этот циркуляр тоже подтверждал отсутствие какого-либо злого умысла со стороны немецкого командования.
Допрос проводился в течение четырех часов и на столь повышенных тонах, каких я еще не слышал.
В течение последовавших недель было проведено еще пять допросов, крутившихся вокруг Арденнской наступательной операции, которые, однако, носили чисто деловой характер и проводились более дружелюбно. От дознавателей я узнал много нового о сильном воздействии распускавшихся нами слухов. Их жертвами оказались даже два американских офицера, которые очутились за решеткой за их мнимую принадлежность к 150-й танковой бригаде.
11 августа оказалось особо радостным днем. В то утро дверь внезапно распахнулась, и я увидел на пороге своего друга Карла Радла, которого втолкнули в мою камеру. Он тоже опешил от удивления. Мы оба, не сговариваясь, уже несколько недель подряд просили мистера Бовса разместить нас вместе, поскольку наши допросы якобы были окончены. И вот нам удалось добиться своего!
Естественно, нам было что рассказать друг другу, и время, которое в одиночестве тянется так медленно, потекло гораздо быстрее. Теперь мы вместе совершали наши ежедневные прогулки, вместе мылись в темпе скорого поезда и вместе смеялись над всем тем, что поодиночке нас так сильно раздражало.
Между тем нас перевели в крыло А в камеру номер 5А, а из окна, когда оно было открыто, стал просматриваться плац, на котором нам разрешалось совершать пешие прогулки. По этим прогулкам, позволявшимся только избранным, мы поняли, что наши «акции» заметно подросли. Вот только было неясно, в каком именно смысле.
Произошли и другие изменения, принесшие разнообразие в нашу скучную жизнь. Как-то раз по нашу душу прибыли особо высокие гости, и сержант проинструктировал нас, чтобы мы по условленному стуку встали в камере спиной к двери с поднятыми руками. В этой связи мне показалось, что через три месяца после капитуляции команда «Руки вверх!» сильно запоздала. Но делать было нечего, и нам пришлось подчиниться.
10 сентября наше совместное пребывание в камере неожиданно закончилось. Караульный рывком открыл дверь и, ткнув пальцем в мою сторону, крикнул:
— Шевелись! Даю пять минут на сборы!
Паковать мне было нечего — за все время мне удалось разжиться всего лишь второй рубашкой. Так что все оставшееся время ушло на прощание. Снаружи на меня вновь надели наручники, усадили в машину и отвезли на аэродром. Только там, увидев других пассажиров самолета, я понял, куда мы направлялись — в Нюрнберг!
Глава 24
В двухмоторном самолете было много знакомых лиц. Среди них находились: гроссадмирал Дёниц, генерал-полковник Гудериан, оберстгруппенфюрер Зепп Дитрих, министр Зельдте[303]
, которого я видел только на фотографиях, Бальдур фон Ширах, доктор Кальтенбруннер и другие. Стояла чудесная летная погода, но полностью отдаться приятным ощущениям от полета я не смог — не давала неопределенность будущего. Лица других пассажиров тоже были серьезными.С нюрнбергского аэродрома нас на машинах Красного Креста доставили во Дворец правосудия, а перед этим сопровождавший нас американский капитан снял с меня наручники — видимо, ему самому такая мера предосторожности показалась нелепой. Тогда никто и не думал, что не всем, кто переступал порог этого здания, было суждено вернуться обратно. В одном из помещений дворца нас встретил комендант тюрьмы полковник Андрус.