Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945

— Согласно полученному приказу следую в Волоколамск, господин полковник! — отрапортовал я.

— Его давно заняли русские! Вы поступаете в мое распоряжение, останетесь здесь и будете останавливать технику и всех солдат. Я уполномочиваю вас оборудовать здесь оборонительную позицию лицом в восточном направлении!

Отдав распоряжение, он прыгнул в свой автомобиль и уехал куда-то в сторону. Сопровождавший его офицер успел подать мне какой-то знак, но что он обозначал, я так и не понял.

Некоторое время я стоял в нерешительности и размышлял.

«Поступил приказ, и хотя он был немного туманным, но… Нет, сначала следует попытаться найти свою часть, — проносились мысли у меня в голове. — Это сумасшествие какое-то!»

Приняв такое решение, я продолжил путь на Волоколамск, где и нашел свою часть. Никаких боев здесь не было и в помине, а наши подразделения расположились даже на своеобразный отдых.

Через несколько дней в интересах полка меня вновь отправили в Можайск, где мне предстояло решить ряд вопросов в ремонтных ротах дивизии. Однако по дороге у меня начались такие колики, что мне пришлось наведаться в главный медицинский пункт нашего соединения. После двух уколов я смог продолжить свой путь и с удовлетворением наблюдал, что отход войск, более походивший на бегство, прекратился. Везде восстановился порядок, и наступило общее успокоение. Однако никто и представить себе не мог, какие тяготы уготовила нам война в зимних условиях.

В Можайске колики возобновились. Врачи направили меня в дивизионный госпиталь, где мне сделали еще несколько уколов. Это подействовало, но обследование, на которое я наконец согласился, показало, что у меня воспалился желчный пузырь. Обратить внимание на постоянные головные боли мне тогда было невдомек.

Компетентный врач признал меня негодным для фронтовой службы и посоветовал как можно скорее вернуться на родину, чтобы пройти полный курс лечения. Вначале я колебался, размышляя над тем, стоит ли мне попросить оставить меня для дальнейшего прохождения службы в родной части, но потом решил, что лечение все равно продлится недолго.

«Ладно, подлечусь основательно, а потом вернусь», — подумал я.

В тот же день на родину отправлялся санитарный поезд с ранеными, а так как я был ходячим, меня назначили его комендантом. Отправление намечалось ночью, и меня доставили к эшелону, состоявшему из настолько старых и разбитых вагонов, что они, того и гляди, готовы были развалиться. Все двери купе открывались наружу, а подножки, казалось, уходили в бесконечность. Состав был длинным, и в темноте я с трудом смог сориентироваться, поскольку из-за угрозы налета вражеских самолетов приходилось соблюдать строжайшую светомаскировку. С грехом пополам мне удалось отыскать себе место в одном из купе, в котором вскоре набилось столько народу, что не хватало воздуха. Однако в тесноте оказалось легче переносить холод, и такая скученность начинала мне нравиться. После того как с грехом пополам сумел разместить свой незатейливый багаж, я решил посмотреть, какие обязанности как коменданту мне предстоит исполнять. Но тут поезд тронулся, и мои благие намерения так и не были реализованы. Пришлось остаться в купе, где в случае чего меня никто не смог бы найти.

Ночь тянулась нескончаемо долго, но о сне не стоило даже помышлять. Воздух в переполненном купе, несмотря на холод, был спертым. Солдаты прижимались друг к другу, располагаясь кто сидя на лавке, кто лежа на полу, а кто и стоя. Многие страдали от болезненных обморожений, другие получили огнестрельные или осколочные ранения. У меня сложилось впечатление, что в поезде находилось немало тяжелораненых — приглушенные разговоры солдат то и дело прерывались стонами. Уснуть я так и не смог.

«Может быть, сказывается напряжение последних дней, пережитое на фронте?» — подумал я тогда, так как отовсюду доносились обрывки фраз со словами: «атака», «окоп», «огонь артиллерии» и «холод».

Поезд продвигался вперед, выражаясь военным языком, «перебежками», постоянно останавливаясь и тормозя, проехав пару сотен метров. Когда я ночью все же решил приступить к обязанностям коменданта и попытался протиснуться к двери, у меня это не получилось — все место на полу было занято. Люди сидели, лежали вперемешку с багажом, а в темноте разобрать что к чему не представлялось возможным. Тогда я подумал, что ночью предпринимать что-либо не стоит и лучше дождаться утра, ведь до рассвета оставалось всего пару часов.