Граф думал, что его неприязнь не бросается в глаза, однако Друсилла заметила ее мгновенно. Посмеиваясь про себя, она выслушала, как Девениш одного за другим пригласил на обед Джона Сквайра из Берн-сайда, Питера Клифтона из Клифтонского поместья и еще нескольких джентльменов помельче. Когда Леандр Харрингтон подошел снова, он пригласил и его.
— И вы тоже, миссис Фолкнер, — дрбавил он, — и господин Гилс. В свои восемнадцать он достаточно взрослый, чтобы присоединиться к нам, да и вообще пора ему выходить в свет.
Жаль, подумала Друсилла, что она всегда питала неприязнь к Харрингтону, ведь он один из немногих обращается с Гилсом как с нормальным, здоровым человеком. Однако же у нее почему-то мороз по коже подирает в его присутствии.
Она была бы поражена, если бы узнала, что Девениш угадал ее тайную неприязнь к Харрингтону. При этом он подумал, что сие свидетельствует равным образом о ее проницательности и хорошем вкусе.
Джон Сквайр, улучив момент, когда они с графом оказались в стороне от других, робко произнес:
— Я был бы вам очень признателен, милорд, если бы вы позволили мне серьезно поговорить с вами.
— Сколько пожелаете, — отозвался Девениш. — Вы чем-то озабочены?
Сквайр побагровел. Это был кряжистый мужчина средних лет с обветренным лицом, сельский дворянин, сам работающий на земле.
— Это касается исчезнувших девушек, милорд.
И он начал рассказывать, длинно и подробно, о дочери бернсайдского мельника, которая пропала полгода назад.
— Отец говорит, она была хорошая девушка, а за несколько недёль до исчезновения совершенно изменилась, стала непослушной, нахальной, а потом пропала, и с тех пор ни слуху ни духу.
Его рассказ повторял то, что рассказывал Хуби.
— А почему вы… я… должны беспокоиться из-за пропавших девушек? — спросил Девениш, просто чтобы удостовериться в искренности собеседника.
— Ну как же, милорд, они божьи создания, а сегодня я узнал, что еще несколько человек исчезло. Это меня беспокоит, особенно потому, что одна из них, Кейт Хуби, была лучшей подружкой мельниковой дочери.
— Странно, очень странно, — произнес Девениш. — Я разделяю вашу тревогу. Не могли же они все взять и убежать в Лондон, что-бы там разбогатеть.
Джон Сквайр решил, что его первое неблагоприятное впечатление о милорде, возможно, было обманчиво.
— Так, значит, вы прикажете провести расследование, милорд…
— Да, я скажу мистеру Стэммерсу, чтобы он занялся этим.
— Благодарю. Мельник — хороший человек, и его заботы — мои заботы.
Девениш, провожая его взглядом, подумал, что, поскольку об исчезновениях ему сообщили уже двое местных, он может говорить об этом, не боясь вызвать подозрения. Он осмотрелся в поисках Друсиллы и сразу же ее увидел. Она, правда, держала на руках пухлого младенца, но он все-таки решил немедленно приступить к делу.
— Вам надо сесть, ребенок слишком тяжел, — заметил он.
Девениш показал на одну из каменных скамей, стоявших по краю лужайки, подождал, пока она сядет, и сел рядом.
— Знаете, — негромко проговорила Друсилла, глядя на Девениша, — вы последний, кого я могла представить сидящим рядом с женщиной, которая держит слюнявого ребенка — у него зубки режутся. Вот как бывает обманчиво первое впечатление.
Роберт, стоявший неподалеку, удивился, услышав громкий смех Девениша. Что же такое сказала мйссис Фолкнер, что заставило желчного Девениша развеселиться?
— Вот уж не думал, что надо заехать в глухую провинцию, чтобы найти женщину не менее острую на язык, чем я сам. А если серьезно, я не просто так подошел к вам. Джон Сквайр только что поведал мне странную историю о загадочном исчезновении нескольких девушек. У вас никто не пропадал? Или поместье Фолкнеров так благополучно, что из него никто не убегает в Лондон за богатством?
— Знаете, милорд, — серьезно ответила Друсилла, вытирая слюнявый рот ребенка, — тут не над чем смеяться. Родители девушек в отчаянии. Ну а из моих людей никто не пропадал.
— Исправляю свою ошибку. Из вашего ответа я заключаю, что к этому делу надо отнестись серьезно. У ребенка что, во рту неиссякаемый источник? Мы оба вымокнем, если он будет так пускать слюни.
Словно догадавшись, что речь идет о нем, младенец подался к Девенишу и мокрой ручонкой провел по отвороту его роскошного сюртука.
— О боже! — Друсилла схватила ручку ребенка. — Я не должна была садиться рядом с вами, пока у меня Джеки. Это самое беспокойное дитя в семье Милнер, и я решила дать его бедной матери немножко отдохнугь. — Выпалив это, она неожиданно расхохоталась, а Девениш, достав красивый платок, принялся с невозмутимым видом вытираться. — Простите, — проговорила Друсилла. — Я не должна была смеятъся, но ваше лицо…
— Да, не должны были, — согласился Девениш. — А вы не думаете, что он в любой момент может написать вам на платье?