Антуан сидел в своей машине, пристально глядя на металлическую дверь телекомпании, поблескивающую стеклянным глазком, и раздумывал, не покажется ли кому-нибудь подозрительным, если он еще раз пойдет в это заведение с расспросами. По всему выходило – да, покажется. Не случайно, наверное, какой-то парень, явно из числа телевизионщиков, уже крутился возле машины, пытаясь вызвать водителя на разговор.
Вступать в беседы с сотрудниками телекомпании Антуан не собирался – разве только для того, чтобы выяснить, транслировалась ли вчерашняя «гостевая» программа в прямом эфире или же это была запись? Ему очень хотелось верить, что телевизионщики бессовестно обманули зрителей, сымитировав прямой эфир, а на самом деле показали программу, записанную заранее. В противном случае оставалось только две версии, каждая из которых была по-своему нехороша: либо эта чертова кукла, баба из «Америки», вовсе не погибла под колесами угнанного Лехой экипажа, либо вчера вечером в телевизоре Антуану явился ее призрак, на редкость желчный и язвительный.
Он поежился и полез в карман в поисках блокнота, в котором под диктовку приятеля Лехи записал номер мобильника любопытной бабы. В том, что ее подозрительный интерес к его собственной персоне, а также к яхте «Лорис» и событиям минувшего августа был не случаен, Антуан уже не сомневался. Вчера, вынужденно слушая звучащий с экрана голос девицы-ведущей, он вспомнил, когда слышал его в первый раз. Не в «Америке», нет! Днем раньше, по телефону, в разговоре о выловленной из моря записке!
Досадно, но записная книжка с нужным телефонным номером осталась дома.
Антуан нервно побарабанил пальцами по рулю в кожаной оплетке, повернул ключ в замке зажигания и вывел машину со служебной стоянки телекомпании.
В кондитерскую «Гуд-Гуд» мы с Иркой вошли порознь – она на несколько минут раньше, потому что я высадила ее из машины у самого порога магазина и тут же отъехала. Парковаться на центральной улице запрещено, а ближайшие дворы и подворотни уже были плотно забиты стоящими машинами, так что мне пришлось проехать квартал до рынка и оставить «шестерку» под крылышком у Никодимовны.
– Молодец, что ко мне свернула, – одобрила мои действия бабка. – У меня сейчас дневной тариф, на пятерку меньше. Ежели простоишь больше двух часов – еще пятерку от общей суммы сброшу. Но только учти, с семнадцати ноль-ноль такса повысится! И предоплата двадцать пять процентов, так что десятку гони сразу!
– Студентам, пенсионерам скидки? – поинтересовалась я, привычно выуживая из кошелька полтинник.
– Сдурела? Откедова же у студентов и пенсионеров машины возьмутся? Им пусть трамвай скидки делает!
Бабка деловито отсчитала мне сдачу и кузнечиком сиганула на дорогу, призывая следующего клиента.
Скорым шагом я вернулась на Зеленую и вошла в кондитерскую. Мелодично тренькнули колокольчики, симпатичной вязанкой свешивающиеся с притолоки. Ирка, притиснувшаяся к витрине в четвертой балетной позиции – отставив в сторону ногу в гипсе, – обернулась на звук и хриплым от вожделения голосом сказала:
– Я хочу эти золотые бомбошечки! Ты взяла деньги? Я забыла свой кошелек в машине.
Я участливо заглянула ей в глаза и увидела, что отражающиеся в них «золотые бомбошечки» сияют, как начищенные медяки.
– Я взяла деньги, но давай погодим с бомбошечками, ладно? Сначала дело, – попросила я, оглядываясь по сторонам.
И немедлено тоже попала в сладкий плен. О, мой любимый темный шоколад, настоящий швейцарский, с лесным орехом! Рука сама собой потянулась за бумажником.
– Сначала дело, – злорадно напомнила Ирка, подталкивая меня в спину.
Я неохотно двинулась вперед.
С улицы «Гуд-Гуд» казался крошечным магазинчиком в первом этаже трехэтажного дома, с одним окном и дверью на фасаде, но внутреннее помещение оказалось достаточно просторным. Непропорционально длинный и узкий зал тянулся, наверное, через все здание, и покупатели двигались к кассе в дальнем его конце по коридору между стенами-витринами. Бесчисленные застекленные ящички напоминали пчелиные соты, с той разницей, что в них помещался не только мед, – хотя мед тоже был, причем нескольких сортов. Шоколад, конфеты россыпью, в пакетиках, коробочках и коробках; зефир, пастила, засахаренные фрукты и орехи, нуга, халва, рахат-лукум… Сделав несколько шагов, я поняла, что не пробовала и трети лакомств, представленных на витринах.
– Я хочу это, это и это! – маниакально бегая глазами по полкам, сообщила я девушке за прилавком.
Она участливо улыбнулась.
– Нет, сначала я! – Ирка бесцеремонно отодвинула меня в сторону. – А то ты сейчас все деньги потратишь, на меня и не хватит!
– Успокойся, у меня есть «Виза», – я шепотом осадила распоясавшуюся подругу и извиняясь улыбнулась продавщице. – Вы же принимаете кредитные карточки?
– Принимаем.
– Отлично! – я заставила себя вспомнить, зачем пришла. – Тогда расскажите, пожалуйста, что у вас есть для диабетиков?
– Вот! – девушка повела рукой в сторону витрины, сплошь заставленной цветными коробочками.
Однако она немногословна!