Секретная миссия Пиковой дамы

— А я тебе о чем говорю! Вечно ты перебиваешь, ничего не даешь толком рассказать! — упрекнула меня подруга. — Значит, так. С горы нас с Моржиком снимал вертолет президента — он ближе был, чем спасатели.

— Кто? Президент?! Он тоже катался с вами с горы?! И тоже без лыж?!

— Вертолет президента, а не он сам! Лыжи у него как раз были — внизу, вместо колес. Но ты меня не перебивай! Вертолет прилетел, нас с Моржиком быстренько раскопали, положили на носилки, каждого на свои, и доставили в больницу. Мне загипсовали ногу и отпустили с миром, а Моржик, бедолага, так и остался лежать…

— Где?! — испугалась я.

— Ну в больнице же! У него нога на вытяжке висит! — голос подруги предательски задрожал, и я поняла, что вся ее бравада была напускной.

— Ирусик, не горюй! Я сейчас к тебе приеду! Будем вместе сиротеть, вдвоем! — я поспешно заталкивала в сумку разбросанное по рабочему столу мелкое барахло.

— Втроем, — поправила меня подруга. — Раз уж я дома, то попрошу соседей вернуть нашу собаку. Хватит с них, и так на халяву пользовались немецкой овчаркой почти пять дней!

Тут Ирка, прямо скажем, перегнула палку. Наш общий пес, немецкая овчарка Томас, отличается необузданным нравом и отменным аппетитом, так что прокормить зверюгу дорогого стоит. А если приплюсовать к тому неизбежные убытки от всего испачканного, разбитого и поломанного энергичным зверем, то пятидневный пансион для собаки должен был влететь Иркиным соседям в копеечку.

Впрочем, я не стала ей этого говорить. Я вообще больше ничего не сказала, выключила телефон и бессовестно сбежала с работы, не дождавшись окончания трудового дня. Иркино душевное равновесие мне гораздо важнее, чем трудовая дисциплина!

Правда, я не поехала прямиком в Пионерский микрорайон, на дальней окраине которого, в квартале новых частных домов, живут Ирка и Моржик. Сначала я все-таки отправилась домой, чтобы собрать вещи, раз уж я решила временно переселиться к Ирке.

Путь мой занял немного больше времени, чем обычно, потому что «сквознячок» неожиданно оказался заколоченным. Я на всякий случай сильно подергала дверь — нет, прибита намертво!

— А ну, иди отседова, хулиганка!

Из ближайшего окна первого этажа раздался такой визгливый крик, что я аж присела, как под обстрелом.

— Ходят тут, бандюги, наркоматики!

— Бабуля, не кричите! — попросила я, морщась и озираясь в поисках нервной дамы, чей благородный возраст объяснял бы некоторую неточность в терминах.

Назвать наркоманов наркоматиками могла только какая-нибудь ровесница Великой Октябрьской революции!

— Я не бандюга и уж тем более не наркоматик!

— А не врешь?

— Могу перекреститься! — предложила я. — А хотите, удостоверение покажу? Оно не бандитское, а журналистское, телевизионное!

— А ну, подь сюды!

Из форточки высунулась всклокоченная седая голова маленькой старушки. Очевидно, для беседы со мной бабушка влезла на подоконник.

Я послушно переместилась под окно.

— Правда, на бандюгу вроде не очень похожа, — критично осмотрев меня, заметила бабка. — Тощая слишком… Тогда ты, может, мошенница? Ошиваешься тут…

— Да не мошенница я! И не ошиваюсь! Я живу в соседнем доме и уже привыкла ходить к трамваю напрямик, через ваш подъезд.

— Ну, так отвыкай давай, — буркнула старушка. — Нонче утром мужики с ЖЭКа забили этот твой «сквознячок» гвоздями! А на парадное мы вскорости хитрый замок поставим, с кнопочками, чтобы всякая шантрапа в подъезде не околачивалась! Ишь, повадились шнырять через порядочный дом напростец! То под лестницей нагадят, то поганые слова на стенах напишут, а теперь еще приличных людей убивать начали!

Я посмотрела на сурово поджатые губы воинственной старушки и отказалась от мысли убедить ее в том, что не имею обыкновения гадить под лестницами, малевать на стенах и уж тем более кого-то убивать. Особенно порядочных людей. Хотя некоторых непорядочных при удобном случае, пожалуй, могла бы и грохнуть. Помнится, лет десять назад моим любимым занятием было изобретать идеальный способ убийства несносной дамы, бывшей в те времена моей свекровью. Очень меня это бодрило и успокаивало! Теперь-то, конечно, я ничего плохого этой достойной особе не желаю. Сейчас она отравляет жизнь совсем другой женщине.

— А кого убили? — просто спросила я.

— А Вальку-агрономшу, — старушка с готовностью сменила тему. — Она в нашем подъезде жила, в семнадцатой квартире! Вышла нынче поутру, в десятом часу, чтобы на дачный автобус на десять двадцать успеть, а в подъезде, в «сквознячке»-то, ее по голове и тюкнули! А зачем тюкнули, даже и непонятно: и кошелек в кармане оставили, и сумку распотрошили да бросили, и шубу не сняли. Правда, шуба у ней не больно-то казистая была, клочкастая такая, пятнистая, как собака-сенбарбос…

— Сенбернар, — машинально поправила я, с понятным испугом посмотрев на дверь черного хода.

Надо же, какое, оказывается, опасное место, а ведь я дважды в день, утром и вечером, через эти Фермопилы бегала! Пожалуй, даже хорошо, что «сквознячок» закрыли! Плохо только, что теперь придется кругаля давать в обход, но жизнь дороже.