Заискивающий Ягода Троцкому не понравился, как ни старался, так как производил на него «впечатление усердного ничтожества». В своей книге о Сталине на склоне лет Троцкий вспоминал Ягоду такими словами: «Делал мне раза два личные доклады. Он был очень точен, чрезмерно почтителен и совершенно безличен… Несколько раз он сопровождал меня на охоту под предлогом личной охраны, а на самом деле, думаю, потому, что сам был страстным охотником. Однажды во время охоты по торфяным болотам Ягода отделился от меня и забрел в такое место, откуда не мог выбраться, не рискуя жизнью. Сперва он долго и отчаянно кричал, затем стал непрерывно стрелять. Только тогда мы догадались, что дело обстоит неладно, и вернулись ему на помощь. Помнится, больше всего помогал в спасении Ягоды Муралов, бывший командующий Московского военного округа, впоследствии одна из жертв Ягоды». Насколько можно судить, Ягоде поручили заниматься обеспечением вопросов демобилизации старой армии, а затем стали посылать с глаз долой с инспекциями на фронты южных направлений.[29]
8 сентября 1919 г. — видимо, вскоре после истории с болотом, — ввиду разделения Высшей военной инспекции на военную и морскую, Ягоде не нашлось места, его уволили из Красной Армии, и на какое-то время он стал безработным, что в то голодное время грозило гибелью. Вроде бы, как троюродный брат Я. М. Свердлова, он принадлежал к кругу нарождающейся большевистской «золотой молодежи», для которой открывались все пути в партийно-государственной карьере. К тому же Ягода незадолго до революции женился на своей родственнице — племяннице Свердлова Иде Авербах. Только это обстоятельство и позволяло ему теперь держаться на плаву и надеяться на пристойное будущее.Но все же по дореволюционной работе его никто не помнил, Свердлов умер, а отрицательная характеристика Троцкого захлопнула перед ним все двери. Если что и связывало теперь Ягоду с новыми властями, то разве что старик Свердлов-старший, которого он до революции дважды обокрал и который проживал теперь «в роскошно убранной квартире» секретаря ЦК Елены Стасовой в Кремле. Появиться там в роли просителя Ягода так и не решился: по характеристике старого большевика Леонида Красина, Стасова — «это просто кровожадная ведьмистая баба с характером, сочувствующая расстрелам и всякой гнусности»,[30]
да никто бы его в Кремль и не пустил (в то время проход на территорию Кремля без специального пропуска был воспрещен).В дни безработицы Ягоду кормил партбилет: в свободной продаже в соответствии с доктриною «военного коммунизма» товаров первой необходимости не было, все выдавалось по талонам и карточкам, причем белая мука и сахар — только коммунистам, а хлеб — по разрядам, в зависимости от занимаемой должности. Низшему разряду полагалась всего четверть фунта (примерно 100 г) хлеба в день,[31]
безработным — осьмушка фунта (меньше половины ленинградской блокадной нормы). К тому же Ягоду как годного к военной службе могли опять мобилизовать в Красную Армию и отправить на один из фронтов Гражданской войны. На улице запросто могли провести облаву и всех задержанных, кто не имел при себе большевистского партбилета или удостоверения совслужащего, направить в бараки как трудмобилизованных, не дав зайти домой, чтобы попрощаться с родными, взять подходящую одежду и обувь.[32]С трудом и не сразу ему удалось устроиться в одно лишь ведомство — ВЧК, где в то время царила острейшая нехватка кадров. Трудная, очень нервная и опасная работа, почти не оставлявшая времени хотя бы выспаться, в сочетании с низкой зарплатою не слишком привлекала избалованных повышенными продпайками и прочими льготами большевистских чиновников. В итоге в ВЧК приходилось принимать на службу кого попало. Среди них попадались авантюристы, взяточники, садисты. Для противодействия разложению ВЧК во главе ее поставили высококультурного и в то же время очень морально твердого человека с внешностью Дон Кихота — Феликса Дзержинского.[33]
Чтобы бороться с коррупцией в рядах ВЧК — ОГПУ, Дзержинский инициировал создание специальной Контрольно-Ревизионной Коллегии (КРК), однако вскоре зампредседателя КРК Ф. М. Косарев, принятый в ВЧК по личной рекомендации Дзержинского, был осужден и расстрелян за вымогательство взятки, причем выяснилось, что он был не членом большевистской партии с 1907 г., каковым числился, а беспартийным уголовным преступником, выдавшим себя за политкаторжанина. Другой пример — начальник 1-го (секретного) отделения ВЧК М. А. Венгеров, арестованный за вымогательство взяток и присвоение ценностей, изъятых при обыске у американского подданного. Он тоже до революции был уголовником, однако в дальнейшем сумел выдать себя за бывшего политзаключенного, приписал себе дореволюционный партийный стаж и сделал неплохую карьеру в ВЧК. Впрочем, Дзержинский официально признавал, что ВЧК вынуждена принимать в свои ряды и заведомых преступников.[34]