Капке в школу пора идти. Некогда Капке в школу. Другие ребята по улицам бегают, в игры играют, а Капка всё дома и дома. У мальчика шесть сестёр.
Дразнят Капку порой ребята.
— Нянька, нянька! — ему кричат.
Терпит и это Капка, некогда сдачи дать.
Понимает Капкина мать, что трудно, конечно, сыну. Нет-нет — купит ему ландринчик. А что ему этот ландринчик, он и без ландринчика проживёт, лишь бы сестёр целыми днями не нянчить.
Но раз в году всё же Капке выходит отдых. Из деревни приезжает к Травкиным бабка. Замещает она мальчишку. Появляется бабка всегда зимой. Сугробы лежат на дворе. Мороз разукрасил окна. Бело. Хорошо. Привольно. Нагоняется Капка по улицам. Накатается с гор на санках. Всласть надерётся с мальчишками. За целый год все обиды свои припомнит.
Погостит бабка неделю, вторую — уезжает к себе в село. Кончается Капкин отдых. Снова Нютка, Марфутка, Юлька, Акулька, Глаша и Клаша брата на части рвут. И вот опять приехала как-то бабка. Смотрит: а где же Юлька, где же Акулька?
Нет ни одной, ни другой.
— А где же Нютка, где же Марфутка?
Тоже не видит бабка.
И даже Глаши и Клаши, словно и вовсе таких не бывало, дома у Травкиных нет.
Застала бабка в квартире лишь Капку. Капка сидит за столом. Книги, тетрадки лежат перед Капкой. Руки в чернилах. Клякса за ухом. Буквы выводит в тетрадке Капка.
Диву даётся бабка.
— Где же сёстры? — спросила бабка.
Поднялся Капка, хитро глаза прищурил.
— Где же внучки? — тревожится бабка.
Улыбается бабке Капка. Вывел мальчик старуху на улицу. К центру посёлка её ведёт. Дом двухэтажный стоит направо. Дом двухэтажный стоит налево. Глянула бабка в правую сторону. Ахнула старая: мерещится, что ли? Нютка с Марфуткой, словно с картинки, из окон на бабку смотрят.
Глянула бабка на левую сторону. Ахнула старая: мерещится, что ли? Акулька и Юлька, Глаша и Клаша бабке из окон руками машут.
Слёзы застыли в глазах у бабки.
— Господи праведный… — крестится бабка. Решает старуха: привиделся сон.
Эх ты, глупая старая бабка!
…Ходит Капка с друзьями в школу. Сёстры — в ясли и в детский сад.
Обидно Смирновой Люде — мать у неё кухарка.
Вот у Вани другое дело: был отец кочегаром — стал начальником станции. У Лёвы мама была швея, а нынче фабрикой целой ведает. И даже у лучшей подружки Зины отец не как раньше — простой рабочий, а на заводе большой начальник. А Людина мать как была, так и осталась она кухаркой. Разница только в том, что работала прежде в семье купца Изотова, а сейчас в заводской столовой.
Смотрит Люда в окно на улицу. Вот Семён за водой идёт. Весело вёдрами машет. Видный отец у Семёна теперь. На Балтийском море эсминцем командует. А был рядовым матросом. Вот прыгают девочки в классы: Иришка, Маришка и Клава. Почтальоном у Клавы работала мать, а нынче заведует почтой. Смотрит Люда — шагает Коля. Вот уж кому позавидовать можно! Папа у Коли работает где-то в Москве. Встречается часто с Лениным.
В огорчении страшном Люда. Вот какие у всех родители. У Люды же мать — кухарка.
— Да что ты! — Мать утешает девочку. — Я работу свою люблю. Людям пользу она приносит.
— Так-то так, — соглашается Люда, — а всё же…
Побывала Люда однажды в столовой. Поразилась, взглянув на маму: белый передник, белый колпак. Слева и справа стоят помощники. Вошла осторожно на кухню девочка. Плита тут огромная. Баки, кастрюли в ряд. Ножи на кухне почти метровые. Черпаки не уступят вёдрам. Словно крышки от бочек — вот какие большие сковороды. Захватило у Люды дух.
Рядом с кухней — столовая. Заглянула Люда в окно для раздачи пищи. Люди сидят, обедают.
Знают рабочие Людину маму.
Вот подошёл к окну, пригнулся, крикнул какой-то парень:
— Анна Ивановна, большое спасибо за щи! Царские нынче щи.
Подошёл пожилой рабочий:
— Ну и котлеты! Мастерица у нас Ивановна.
На окнах в столовой висят занавески. Белым и чистым покрыты столы. Любо зайти в столовую.
— Красота, — говорят рабочие. — Это Ивановна всё, Ивановна. Это она для людей старается.
Любят рабочие Людину маму, уважают. Избрали они её делегатом на Всероссийский съезд Советов в Москву, в высший орган Советской власти.
Растерялась от неожиданной чести женщина, от людского доверия к ней. Тут же при всех расплакалась.
— Что ты, что ты, Анна Ивановна!
— Доброй дороги тебе, Ивановна!
Вытерла женщина слёзы.
— Да как же я там управлюсь? Там же решать дела всего государства.
Улыбаются ей рабочие:
— Не смущайся, справишься, Анна Ивановна. Смелей поезжай, Ивановна.
Гордится Смирнова Люда. Мать у неё кухарка, а едет державой править.
Деревня Усатовка за Уралом, в лесах да в глуши. Два месяца до неё катилась, прежде чем докатилась, весть о Великой Октябрьской революции. Привёз её из города Екатеринбурга уральский рабочий Андрей Задорнов. Его специально послали. С первым заданием, как агитатора.
И вот повёл Задорнов среди мужиков такой рассказ-агитацию и про партию большевиков, и про Советскую власть, и про товарища Ленина, что те только стояли рты поразинув.
— Выходит, земля теперь наша?
— А как же, на то и декрет.
— А заводы — рабочим?
— Рабочим и всему государству.
— И с немцами замирятся?