— Ну, а Первое мая? — напомнил Лёшка.
— Этот мастеровые придумали.
— А чего они празднуют?
Зыков задумался.
— Ну, как чего? Чего люди празднуют? Вот и они празднуют.
И Лёшка решил посмотреть на праздник своими глазами. Поехал на Красную площадь. Прибыл к десяти часам утра, а там пусто. День был холодный. В ночь шла снежная крупа, а сейчас моросил мелкий дождь. У торговых рядов, ёжась, стояло несколько человек. Среди них маленькая дряхлая старуха с дырявым зонтом. Видимо, тоже пришла посмотреть на рабочий праздник.
Лёшка остановил Буланчика. Вскоре на площади стали собираться люди: по одному, по двое, потом целыми группами.
Мальчик надеялся увидеть рабочих. Однако первыми на площадь вступили юнкера Александровского училища. Они шли стройными рядами с генералами и офицерами впереди, с оркестром и несли знамёна, на которых было написано: «Народ и армия едины!» и «Война до победного конца!».
Потом появились торгово-промышленные служащие, потом шли учителя и ещё какие-то группы. Лёшка читал лозунги: «Да здравствует Временное правительство!», «Покупайте заём свободы!», «Наша кровь вопиет о победе!».
По площади проходили всё новые и новые люди. Появились красные хоругви с жёлтыми кистями, новые плакаты, новые лозунги. А рабочих всё не было и не было. Лёшка напрасно вытягивал шею.
— А где рабочие? — спросил мальчик у старухи.
— Милай, да где же ты ищешь рабочих, — проговорила старуха. — Ты бы ехал на Таганку или к Андроневу монастырю. Там, говорят, рабочие.
Лёшка решил поехать.
— И я с тобой, — увязалась старуха.
Рабочих встретили за Солянкой у моста через реку Яузу. Вперемешку с солдатами они спускались к реке по Таганской улице. А ещё больше народу шло со стороны Землянки по Николо-Ямской. На мосту проходил митинг.
— Чего они? — спросил Лёшка у бабки.
— У них здесь в Февральскую революцию мастерового застрелили Астахова, — ответила старуха. — Жандармы убили.
Все стояли с непокрытыми головами, и Лёшка снял шапку. Как и на Красной площади, здесь было много знамён и разных лозунгов. Только лозунги были другие: «Долой войну!», «За 8-часовой рабочий день!», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».
Наконец митинг окончился. Лёшка спрыгнул на землю и подбежал к какому-то парню:
— А чего вы не на Красной площади?
— Ничего, придёт время, будем и на Красной, — ответил рабочий и хитро подмигнул мальчику.
— А чего же вы празднуете?
— Празднуем? — Парень задумался. — Силушку, браток, проверяем, нашу, рабочую, ту, что и царя скинула и ещё кой до кого доберётся. Понял?
— Понял, — проговорил Лёшка и помчался назад к пролётке.
Дождь успокоился, перестал моросить. Выглянуло солнце. Вначале робко, крадучись по крышам соседних домов, потом спустилось на улицы. И вдруг жгучими весенними лучами залило всё: и Москву-реку, и Яузу, и идущих людей, и пролётку.
Демонстранты запели: «Вставай, подымайся, рабочий народ, иди на борьбу, люд голодный…»
«Выходит, и тут, как в Голодай-селе», — мелькнуло в голове мальчика.
Май не принёс москвичам большой радости. С трёх до двух фунтов в месяц сократили выдачу сахара, с фунта до трёхсот граммов в день хлеба, в два раза снизили потребление электричества. Снова, как при царе, забастовали заводы. Рабочие требовали повысить заработную плату. Так было на фабрике Ханжонкова, на слесарно-механическом заводе «Д. Людвиг и В. Кушников» и в других местах.
К концу месяца положение и вовсе обострилось. Появились призывы: «Долой министров-капиталистов!», «Никакого доверия Временному правительству!».
Лёшка и в первые дни привозил мало денег. А теперь так и вовсе. Мальчик часто возвращался домой с пустыми карманами.
— Ты что, — обозлился как-то дядя Ипат, — нынче снова ничего не привёз?! — Потом посмотрел пристально на Лёшку, притянул к себе: — Крадёшь деньги, стервец! Крадёшь. Я тебе покраду!
Зыков всё чаще и чаще стал напиваться. Бил и Лёшку, и Дуняшу, и тётку Марью. Ругался, что дорог овёс, грозился продать Буланчика и выгнать Лёшку.
Единственная радость у мальчика — встречи с Наташей. Уедут они к Тверскому бульвару или к Чистым прудам, переберётся девочка на козлы, возьмёт в руки вожжи: «Но, пошёл!» Смелая Наташа, ловкая. Бежит Буланчик, приседает пролётка от тряски по булыжной мостовой. Хорошо Лёшке!
— Эй, берегись! Эй, сторонись! — кричит прохожим Наташа.
Смеётся Лёшка.
Любил Лёшка рассказывать Наташе всяческие истории. Мастак был. Уж такое придумает! Особенно про генерала Зыкова. Получалось из Лёшкиных рассказов, что более храброго генерала, чем Зыков, в русской армии нет. Кто один разбил австро-германскую армию? Зыков. Кто спас русскую армию от окружения в прошлом году? Зыков. С генералом Зыковым даже бывший царь за ручку здоровался!
Затаит Наташа дыхание, слушает.
— Ещё, ещё, — просит рассказчика.
Как-то в воскресный день Лёшка с Наташей уехали на Воробьёвы горы, вылезли из пролётки, помчались к Москве-реке. Вода была холодной, и никто не купался. А вот Лёшка разделся — и бух в воду.
— Не надо! Не надо! — закричала Наташа.